Миссис Калибан - Рейчел Инглз

Прошу простить меня за эту задержку с ответом на Ваше письмо. После того как много лет назад у моего «Амштрада»^[10] случился крах, жизнь моя изменилась, и покуда я не куплю лэптоп, что печатает под диктовку, мне никуда не деться от старой машины, которой я не могу управлять, и от принтера, которого я не понимаю.

Похоже, очень уместно, что пишет она о власти машины над собой. Нечто машинальное есть не только внутри самих произведений, но растворено в них — хотя, опять же, я имею это в виду в наилучшем смысле: машинальное, как танцевальные па Мёрса Каннингема^[11] — или как спиритический сеанс. Машина, побуждающая явление призрака. «Я пишу потому, что есть тяга», — говорит Инглз. По ее произведениям чувствуется, что она позволяет конструкциям старой драмы оперировать на ее воображении; возможно, поэтому ее повестям и рассказам присуще подпружиненное свойство театра. Что интересно, излюбленный ее объем — повесть — длится примерно столько же, сколько пьеса.

В повести Инглз «Сеструха и Друган» (Sis and Bud) — истории брата и сестры, которые обнаруживают, что они приемные, — их происхождение определяет их конкретные судьбы. В «Сафари Бинстеда» (Binstead’s Safari, 1963) недооцененная жена антрополога становится, само собой, романтическим выбором бога-льва, которого антрополог отчаянно хочет изучать. (Или, возможно, бог-лев убивает жену, или она сама становится богом-львом — сказать трудно.) Таковы истории, где судьба — характер, там полные развороты фортуны (предсказуемо!) внезапны — но настроение всей этой древней высокой драмы как будто скрещено с радиопьесами середины века, а также с современной придурковатостью. В своей записке Хэндлеру Инголлз говорит: «Когда в „Челюстях-3“ (трехмерных)^[12] группе подводных ученых удается убить свирепого кита, а потом они обнаруживают, что на них бросается мстить кит еще больше и свирепее, потому что это мать первого кита, я вся вспыхиваю от узнавания, что это мать Гренделя из „Беовульфа“».

Зрение Инголлз одновременно древне и нынешне, и мы это наблюдаем не только в ее сюжетах, но и в том, как примечательно обращается она с деталями. Зачастую она предпочитает давать наглядные детали, но обычно — чтобы представить незначительных персонажей и события. Таксист описывается как некто, «похожий на одиннадцатилетнюю девочку с бородой». О встрече с женщиной, раздающей образцы в продуктовом магазине, мы читаем: «Они сравнивали рецепты мясной подливы, когда по одному проходу к ним рысью прискакала фигура вроде громадной куклы. Фигура была женской, одета в нечто вроде наряда тамбурмажоретки…» И напротив — распадающиеся отношения между Дороти и ее мужем Фредом описываются почти без всякой конкретности: