Под уральским небом - Тамара Петровна Москалёва

Собака ощетинилась, грозно зарычала. Василий Николаевич испугался, метнулся в сторону велосипедиста. Тот ловко увернулся и угодил в газон, окатив Василия Николаевича жирной грязью.

– А ты чего на людей несёшься, как ошалелый! Да ещё с собакой. Иди вон на дорогу и гоняй, сколько влезет! – вступилась Надежда, привлекая Василия Николаевича ближе.

Василий Николаевич бормотал извинения, вытирал платком лицо. Ольга снимала грязные ошмётки с его костюма. Крупная распаренная бабка, чертыхаясь, вывалилась из магазина с буханкой хлеба. Увидев взволнованную пару, прикрыла ладонью рот:

– А-а-а… Надо жа-а… какой молодой и слепой. – Она, шумно вздохнув, кивнула Наде: – ох, милка, по всему видать, чяжелёхонько тебе с ним… – Бабка проворно уложила хлеб в кошёлку, подправила взлохмаченные волосы в драный полушалок и тяжело пошаркала восвояси, бубня и качая головой.

На остановке народу было немного. Сели в полупустой трамвай. Разговорились. Надежда поведала, что работает инженером на заводе, увлекается пением, что уж год, как рассталась с мужем.

– Вы одна живёте? – вежливо поинтересовался Василий Николаевич.

– С бабушкой.

– А я вот «мамин-папин сынок», – молодой человек добродушно улыбнулся, – живу с родителями и сестрой. – Повернулся к Наде: – Вам интересно?

– Конечно.

– Ну вот… Учился в музыкальном интернате, я ведь стал незрячим в два года. Ну а потом – училище. Сейчас – консерватория. И подработка у вас в студии…

Поговорили ещё о том, о сём.

– А вы цвета знаете, ну… хотя бы помните? – осторожно спросила девушка.

– Смутно… Знаю: солнце – тёплое, значит, красное; холод – синий, всё просто! – Василий Николаевич погладил тросточку, – знаю, что вот эта палочка – голубая, пластмассовая… Да, чуть не забыл, ещё – польская! – засмеялся он.

– А читаете как?

– Пальцами. У нас есть специальные книжки.

Частенько после занятий Надежда просила Василия Николаевича сыграть что-нибудь.

– С удовольствием. Снова Бетховена? – спрашивал музыкант.

Пройдясь по клавишам, он играл. Играл с чувством, с настроением, чуть наклонившись вперёд и покачиваясь, изредка кивком откидывая прядь тёмных волос. Зал наполняла чудная мелодия… В эти минуты девушка боготворила Василия Николаевича: «Господи, ну почему же судьба так несправедлива?» Потом они отправлялись по домам. За разговором незаметно пролетала дорога. Вместе шли до угла. Попрощавшись, Василий Николаевич сворачивал направо, привычно ощупывая тросточкой мостовую. Надежда шла прямо. И так три раза в неделю. Иногда Василий Николаевич предлагал:

– А давайте сегодня прогуляемся пешком. Пусть трамвай себе идёт!

* * *

Был свежий воскресный денёк. Василий Николаевич читал стихи Эдуарда Асадова. Он замедлил шаг, нараспев закончил последнюю строчку:

«Только звёзды да ночь, да цыгане поют!..» – Здорово, правда?!

– Замечательно, – согласилась Надя. – Слышала о поэте, но читать не приходилось.

– А я много его стихов знаю наизусть. Читаю и, будто с закадычным другом разговариваю, верите? Асадов ведь тоже слепой.

Молча, спустились к набережной. Далеко у лунок на белом льду заядлые рыбаки ловили рыбку большую и малую. По берегу в серебристо-синий парк торопились лыжники. Но вот лениво закружил редкий снежок, заискрился на солнце. «Красоти-ища! Жаль, Василий Николаевич не видит…»

– Ой, снег летает… и ветром пахнет!.. Как здорово!.. – Василий Николаевич снял перчатку, вытянул ладонь, ловя снежинки. Неожиданно спросил: – А вы, Наденька, я понял, любите Бетховена?

– Очень.

– А вот Бетховен был глухой. За что такая пытка композитору? Трагедия. Кажется, наказание выше всяких композиторских сил, правда? А Бетховен не только жил, но ещё и какую музыку сочинял! Да… – Василий Николаевич остановился, поправил на плече сумку. – Вот я часто думаю, а кто я такой?.. – он загадочно улыбнулся, себе же ответил: – Простой смертный, один из миллионов. Да, не вижу. Не вижу, но зато я слышу! – воскликнул он, – слышу! И это здорово! Это – счастье!

Девушка недоумённо посмотрела на спутника: «М-да… счастье…»

Но вот снежок рассеялся, и они подошли к своему перекрёстку.

* * *

Минула зима. Сегодня Надежда задержалась.

– Здравствуйте, Василий Николаевич!

– Добрый день, Наденька, – обрадовался Василий Николаевич. Он сидел за роялем, что-то наигрывал.

– А где все?

– Девочки уже отзанимались, а Наталья Перфильевна – в кабинете.

– Надежда, ну ты чего всё время опаздываешь-то? – в дверях появилась завклубом. – Василий Николаевич уже тебя заждался, правда, Василий Николаевич? – Понизив голос, сказала Наде: – Ты хоть понимаешь, что человека заставляешь ждать? Нехорошо. – покачала головой Наталья Перфильевна, пригласила Надежду на сцену и вышла. Василий Николаевич вдруг заволновался:

– Надь… давайте позанимаемся чуть позже, а сейчас… хотите послушать музыку?

– С удовольствием! – Девушка присела в кресло.

Василий Николаевич положил руки на колени… медленно поднял и… тронул клавиши… Звуки то замирали, то брызгами выплёскивались из-под рук. Надя, прикрыв ладонью лицо, слушала дивную мелодию… Но вот музыка стихла… Василий Николаевич снова опустил руки на колени…

– Чьё это произведение? – после минутной паузы спросила Надя.

– Вам понравилось?..

– Очень… просто нет слов… Кто автор?

– Я…

– Вы?..

– Да… Это – вальс. Я посвятил его… Вам, Надя…

– Василий Николаевич… надо же… так приятно. Вы же – настоящий композитор! Спасибо… тронута…

* * *

По чистым весенним бульварам гулял нарядный люд.

Задорно перезванивались трамваи. Из зелёных городских клумб выглядывали анютины глазки, кивали шляпками ромашки. Обычно разговорчивый, Василий Николаевич был молчалив.

Вот и место расставания. Сейчас попрощаются и разойдутся по своим делам.

– А что, Наденька, махнём в ресторан? – вдруг предложил Василий Николаевич, но тут же испугался, боясь отказа.

– А почему бы и нет! – быстро ответила девушка, словно ждала приглашения.

Они пили лёгкое вино, смеялись, слушали музыку.

Василий Николаевич чуть охмелел.

– Потанцуем?

– Конечно!

Он нежно привлёк Надю, обнял, горячо зашептал:

«Не уходи из сна моего

Теперь, когда ты, наконец-то, рядом

Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,

Мне мало, мне мало уже всего!

Не уходи из сна моего!»

– Асадов? – угадала Надежда.

– Асадов…

Они медленно шли по набережной. Было ещё светло. Солнце жарким караваем повисло над речкой. Сквозной ветер трепал волосы. Василий Николаевич о чём-то думал. Отвечал невпопад. Неожиданно остановился. Взял Надину руку, прижал к своим губам.

– Наденька… я… я люблю Вас, – тихо, чуть не плача, признался он.

Надежда опешила: «Вот нич-чего себе, Василий Николаевич… огорошил!..» Такого признания она почему-то никак не ожидала. Разве может человек, ни разу не видевший её… полюбить?

– Что делать?.. – спросил нерешительно Василий Николаевич. – Люблю давно… как только услышал Ваш приятный, душевный голос. Наши прогулки, беседы… Вы – добрая, умная… Вы понимаете меня. Вас нет, я скучаю. Не могу без Вас… – Помолчав, повторил: – Скажите, что мне делать… Надя?

Перед Надеждой стоял, опустив голову, уже не романтически-загадочный