Под уральским небом - Тамара Петровна Москалёва

красавец-музыкант, а жалкий слепой человек с блуждающей улыбкой и покорно ожидал ответа, как милостыню. Женщина видела, что Василий Николаевич не шутит. Знала и то, что она испытывает к нему лишь сострадание с того момента, когда увидела его тросточку. «Господи, «что делать?..» хм… ничего! – Надежда сморщилась, пожала плечами, – какая… любовь, о чём он?» Вдруг встал перед глазами случай с мальчишкой-велосипедистом. Надежда вспомнила, как однажды Василий Николаевич пришёл покарябанный, с кровоподтёками и ссадинами на лице. Виновато объяснил: «Водитель-сосед у подъезда оставил грузовик с арматурными прутьями. Я и наткнулся…»

«Ну и что, – сердито думала Надежда, – вот так каждый раз и будет? Ему же нянька нужна, а не жена! Слепой, а туда же – «люблю». Не-ет… Нет, нет! Зачем мне такие радости? – Хмыкнула: – Допровожались… допрогуливались…»

– Василий Николаевич… дорогой, – как можно мягче сказала она, высвобождая руку. Молодой человек съёжился в ожидании приговора… – Василий Николаевич… – Надя взглянула на него, раскрасневшегося то ли от волнения, то ли от выпитого. – Вы – милый, добрый… замечательный… – женщина поправила ему шарфик. – Я… очень… уважаю Вас… Но… поймите меня правильно: вы мне нравитесь… – она помолчала, подбирая нужные слова, – нравитесь как человек… как музыкант… Не больше… Понимаете?.. – Она погладила Василия Николаевича по плечу. – Мы не можем быть вместе… не можем. Извините меня… Пожалуйста…

Мужчина слушал, нервно потирая лоб. Наконец, унял волнение, произнёс чуть слышно:

– Д-да… конечно… Вы правы. – Покачал головой. – Извините и вы меня, наивного глупца… – С трудом улыбнулся, поднял голову, поправил очки. – Ну… что, Наденька, по домам?..

Они расстались у знакомого перекрёстка.

Он, слегка подавшись вперёд и привычно ощупывая тросточкой булыжную мостовую, повернул направо.

Она, постояв минуту, проводила его взглядом, вздохнула… и – решительно пошла прямо.

Больше Надежда в студию не приходила. Никогда.

* * *

«Не уходи из сна моего!

Сейчас ты так хорошо улыбаешься,

Как будто бы мне подарить стараешься

Кусочек солнышка самого.

Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!

Ведь руки, что так меня нежно обняли,

Как будто бы радугу в небо подняли,

И лучше их нет уже ничего.

Не уходи из сна моего!..»

(Э. Асадов)

Платье

– Что, совсем плохо? – спросила аптекарша.

Алинка опустила голову, кивнула.

Не разбирая дороги, она бежала из аптеки, прижимая пакет с лекарством. У швейного салона дорогу загородила машина, рабочие выгружали рулоны материи. Алинка, торопливо обходя машину, бросила взгляд на большое окно швейки. «О-о… Как-кое платье!.. Нич-чего себе!» Она приостановилась, подошла. Хорошенькая кукла-манекен в чёрном платьице с белым ажурным воротничком и такими же белыми манжетами на коротком рукаве улыбалась кому-то, глядя пушистыми ресницами поверх Алинкиной головы. Прильнув к стеклу, девушка заворожённо рассматривала платье. «Вот это да… Вот бы… мне такое… с теми чёрными лакировочками…» Мама в прошлый раз на барахолке купила дочке совсем ещё новые туфельки, а подходящей юбочки или платьица не нашла. Так Алина ни разу лакировочки и не надела. «А ведь под туфли-то как раз и подошло бы это платье…» Девушка живо представила себя вместо манекена… Ой, какая она была бы хорошенькая! – Чёрный шёлк красиво бы оттенял белую кожу, пепельные волосы… «Ха! Девки в группе сдохли бы от зависти! А уж Колька-а… с ума сошёл бы, точно! Да… и капрончик-паутинка есть под лакировки!»

Алинка забыла всё на свете. «Платье, платье… Вот купить бы…» Она увидела ценник. «Дорого… – Девушка закусила губы. – Где взять деньги?.. мать-то слегла… не работает. Да и куда сейчас в этом платье пойдёшь, мама болеет. Да… – вздохнула Алина, – умрёт наверно… Конечно, умрёт… – она снова вздохнула. – А… а в чём я её хоронить-то пойду? Вот именно, в чём?.. – девушка задумалась. – Хм, как это «в чём»? Вот же платье! И такое красивое! Как на меня сшито! Да с ту-уфельками… О-о-о!..» – Алина снова посмотрела в витрину. Кукла в роскошном платье равнодушно улыбалась. «Ммм… денег нет… как всегда. Мамка на трёх работах пашет, а денег вечно нет, – раздражённо думала Алинка. Мысли о платье не давали покоя. – Продадут!.. Продадут же! Надо что-то делать…»

Она приплелась домой, бросила на стул у маминой кровати пакет с лекарством. Рядом топталась бабушка, тяжело опираясь на палку. За столом братишки готовили уроки.

– Алинушка, подай-ка полотенце, сичас врачи приедут укол матери делать.

– Да подожди ты… со своим полотенцем… – всхлипнула Алинка.

– Рази случилось чего?.. – бабушка с испугом посмотрела на внучку поверх очков. – Чего случилось-то?..

– Купят! Сейчас купят… понимаешь?!

– Чего ве́ньгашь-то?[3] Скажи толком, кто купит? чего?

Алинка, всхлипывая, рассказала, какое чудесное платье она только что видела: чёрное с ажурным воротником!

– У меня и туфли к нему есть… и капрон… знаешь, как мне будет красиво! – слёзы градом полились из голубых Алинкиных глаз.

Бабушка так и села на стул. Оклемавшись маленько, сдавленно воскликнула:

– Постыдись! Какое платье?! Да ведь каждая копейка на счету. Ты же знаешь, матери лекарство надо.

А мать былинкой лежала с полуоткрытыми невидящими глазами, обнажив зубы в лёгком оскале. Казалось, она не слышала ничего.

– Дай… деньги… дай… – не сжимая губ, прошелестела мать.

Бабка приподняла подушку, качая головой: «Гос-споди, прости и образумь…», подала Алинке деньги.

* * *

Бабушка, обливаясь слезами, хромала за похоронной машиной, подтаскивая парализованную ногу. Рядом испуганно семенили Алинкины братишки с гвоздичками. Следом с букетом алых роз плыла Алина в чёрных лаковых туфельках, изящном чёрном платье с ажурным воротничком. Чёрный шёлк красиво оттенял белую крепкую шею и грустные голубые глаза.

Придурок

Эта досадная история произошла ровно двадцать пять лет назад. Но… всё по порядку.

Иван Силыч Цыпушкин, славный сорокалетний дядька с приплюснутой головой и грустными глазами, работал начальником механического цеха на кожзаводе. Начальник, как начальник, не лучше и не хуже остальных: в меру строгий, в меру сердечный: не раз спасал цеховых штрафников от увольнения.

– Путёвка горит! Выручай! – кинулся однажды в ноги Цыпушкину профорг, – «Лесной Уют» называется. Отдохнёшь, подлечишься! Санаторий маленький, но хвалят.

Да, были такие благословенные времена, когда упрашивали отдохнуть за счёт государства. Хороши были эти времена или плохи, речь не о том. Долго не раздумывая, начальник собрался и отбыл к месту лечебного отдыха.

* * *

Он вошёл в просторный кабинет главного врача. За столом восседала брюнетистая особа в малиновой кофте с глубоко расстёгнутым воротом и что-то писала, закусывая шоколадной конфетой. Увидев пациента, дама перестала писать, с