Последний человек в Европе - Деннис Гловер

Он согласился – все-таки он с детства восхищался Уэллсом. Сперва Инес надо было собраться. Она зашла в ванную, вышла уже в сине-серой спецовке сборщицы самолетных корпусов. Стандартная форма рабочих министерства авиационной промышленности – тусклая, но украшенная ярким платком на голове, – чтобы волосы не попадали в механизмы, говорила она. Даже самая скучная спецовка не подавила бы ее желание выделяться. Он отметил и макияж.

– Как я выгляжу? – спросила она.

– Слегка коммунистически и чисто. Прямо автоматон из романа Герберта.

Она сделала книксен и пропела, изображая Грейси Филдс:

– «Непростая это работа – собирать непонятное что-то!»[53]

– «Но то самое „непонятное что-то“ победит в войне!» – почти машинально пропел он в ответ. Скрыться от этой песенки – пропаганды Б. Б., призывавшей женщин работать на заводах, – было невозможно. Особенно часто ее напевали про себя женщины в автобусах и метро.

Скоро они сидели на диване в гостиной Уэллса и слушали разглагольствования старика. Оруэлл был не из тех, кто создает себе кумиров, но это же сам Герберт Уэллс. В мире педантов, гольфистов и насмешливых знатоков латыни Уэллс еще до 1900 года знал, что будущее – не такое, каким его себе представляют респектабельные люди. И все же теперь Оруэлл обнаружил перед собой вовсе не пророка будущего, а человека на закате лет. И дело было не столько в здоровье – Уэллсу уже перевалило за семьдесят, – сколько в том, что он завел свою обычную шарманку о Всемирном государстве и декларации Сэнки[54], которая, напоминал он, по праву должна зваться декларацией Уэллса, ведь это он написал «почти каждое слово».

Чем дольше говорил старик, тем яснее становилось, что мир оказался вовсе не таким, как он предсказывал, а сам он этого не замечал. Инес, уже видевшая старика в этом состоянии, направила разговор в литературное русло.

– Эйч Джи, Джордж – один из твоих главных поклонников. Просто обожает твои книги.

– Это правда, Оруэлл? – спросил старик. – Есть что-нибудь любимое?

– Ранние научные романы, конечно же, – из них и не выберешь. Может, «Спящий просыпается».

– «Пробуждается», Оруэлл. «Пробуждается»! – Уэллс как будто обиделся. – А почему?

– Сами подумайте, Эйч Джи, как здорово это было читать в детстве. Мы умирали со скуки, слушая недоумков-учителей, но стоило вернуться в дормиторий, как можно было достать из-под простыни твою книжку и читать об обитателях других планет или дна моря, о том, как человек просыпается в 2100 году и возглавляет мировую революцию. Просто с ума сойти. Тебе самому никогда не хотелось? Я имею в виду – летать? Плавать в океане, стремиться к звездам?

На лице Уэллса промелькнуло разочарование.

– Что ж, да… Когда-то, пожалуй, да.

– Вообще-то, даже припоминаю, как еще в школе однажды летним утром залез к Сирилу Коннолли – ты его знаешь, редактор «Хорайзона»[55], – залез к нему и украл… забыл, какой сборник. Сплошной восторг эти полеты к звездам.

– Ничего посерьезнее? Может, мои социальные романы?

– Ну, если бы пришлось выбирать, я бы сказал – «Мистер Полли». Как не полюбить хорошего антигероя. Галантерейщик, клерк, пустое место мстит системе.

– Ничего более свежего? Мои политические вещи? Я принимал тебя за троцкиста, Оруэлл. Так мне говорили.

– Прости, это я читал мало, не считая твоих статей в газетах. Мне понравился фильм «Облик грядущего», но и он вышел уже давненько.

– Да, что ж, костюмы в нем удались. Если задуматься, я понимаю, почему тебе нравится «Мистер Полли», Оруэлл. Мужчина в простой комнате наедине с любимой женщиной. Видать, такая утопия тебе по душе!

– Ах, вот видите, у нас столько общих тем! – торопливо вставила Инес. – Предлагаю встретиться за ужином, чтобы обсудить литературу во всей полноте.

– Да, – согласился Уэллс. – Пожалуй, я не прочь; но погодите… – Он подошел к шкафу и покопался в распакованном свертке из коричневой бумаги, вернулся к Оруэллу с книгой в мягкой обложке. – Вот моя новинка: «Путеводитель к новому миру». Может, за ужином ты скажешь, что о ней думаешь.

* * *

Месяц спустя Уэллс сидел за крошечным столом Оруэлла в Лэнгфорд-корте. Из-за дефицита продуктов Инес и Уильяма Эмпсона[56] пришлось пригласить на более позднее время, после ужина. Атмосфера накалилась из-за ожидания баталии. Оруэлл дергал под столом большими ногами, Айлин подливала вина Уэллсу, на чьем лице читалось желание поспорить. Перед ним лежали «Спящий пробуждается» и ручка – пока что нетронутые великим человеком.

– Билл, милый, Инес, – сказала Айлин. – Где же вы были? Мы ждем вас целую вечность.

– Коннолли угостил нас ужином в Сохо, – ответил Эмпсон. – Кажется, угорь с рисом, хотя могу и ошибаться.

– Как обычно, щедро залил вином, Билли?

– Рад ответить, что да. Как они сберегли такой погребок – загадка.

– Что ж, выпей еще – Эйч Джи принес достаточно. – Айлин указала им на диван, о который Эмпсон чуть не споткнулся, пока садился.

– У вас отсюда должен быть хороший вид, Айлин, – сказала Инес. Подошла к окну и выглянула через щелочку черной занавески. – Сенат-хаус, как обычно, сияет, словно маяк. Люфтваффе только проще целиться. Так о чем вы тут беседовали? – спросила она у Оруэлла с Уэллсом.

Зловещее молчание нарушил Оруэлл:

– Гиссинг и Хаксли. Эйч Джи знал обоих, верно?

– Хаксли – только в старшем возрасте. В молодости он был, на мой вкус, слишком большим циником. И Оруэлла приучил к тому же.

– Лично мне кажется, будь Гиссинг еще жив, он бы и вовсе стал фашистом; он считал рабочий класс дикарями.

– Это потому, что он – очередной из твоих голодных мятежных клерков, Оруэлл.

– Как когда-то вы с Киппсом[57], – не смолчал Оруэлл.

Уэллс ощетинился; в его взгляде мелькнула злоба, и он отодвинул книжку с ручкой.

– А как там Коннолли? А то, как это ни забавно, в его журнале недавно писали обо мне.

Никто не ответил.

Уэллс встал, подошел к вешалке и достал из кармана куртки свернутый журнал, вернулся и хлопнул его на стол. Это был последний «Хорайзон». Он открыл загнутую страницу.

– Да, вот пожалуйста. «Уэллс, Гитлер и Всемирное государство»[58], Джордж Оруэлл. Спасибо, Инес, что раздобыла.

На странице виднелись жирные синие подчеркивания. Уэллс начал зачитывать вслух.

– «Полистайте любую книгу Уэллса из написанных за последние сорок лет, и вы в ней обнаружите одну и ту же бесконечно повторяющуюся мысль: человек науки, который, как предполагается, творит во имя разумного Всемирного государства, и реакционер, стремящийся реставрировать прошлое во всем его хаосе, – антиподы. Это противопоставление – постоянная линия в его романах, утопиях, эссе, сценариях, памфлетах. С одной стороны – наука, порядок, прогресс,