Нино и её призраки - Анна Аркадьевна Теплицкая

«Ворд» умею открывать. Пока я разбирала каракули и наверняка неправильно перенесла как минимум шесть телефонных номеров — с цифрами у бизнесменов обнаружились ожидаемые проблемы, прибежала сама Ефросинья и дважды спросила, когда будут готовы списки. Оказалось, что эта тощая девчушка моложе меня отвечает за организацию мероприятий. От нее я получила еще одно задание: после того, как закончу с перепечаткой, мне придется вызвонить какого-то важного бизнесмена (фамилию Фрося записала на стикере и прикрепила посередине монитора) и узнать его личный контакт, чтобы направить персональное приглашение в наш клуб в качестве спикера.

— Фрось, а где тут обедают?

— На третьем этаже.

— Я вообще буду выходить из Лахта-центра?

— Нет. Пока тебя не повысят, будешь сидеть тут.

Глаза заболели от монитора примерно через два с половиной часа. Я вспомнила зарядку из шортсов, периодически зажмуривала и открывала глаза, высчитывала четыре секунды, старательно массировала веки. Не помогло. Зато во время обеда я оторвалась. Я увязалась с Фросей в легендарное кафе на третьем этаже, и там был просто рай. Она болтала без умолку, я ела салат с ананасами, слушала ее и поглядывала по сторонам.

В Питере работают преимущественно мужчины, сделала я вывод. Женщины сидят дома или отсвечивают лицом в «Пятерочках» и салонах красоты. В Лахта-центре везде, на сколько хватало глаз, я видела мужчин, сбившихся в плотные стаи, они генерировали идеи даже в свободное время, кричали, шутили, громко смеялись низкими густыми голосами. Встречались и одинокие волки, они сидели в раздумьях или пялились в телефоны. Из всех я заприметила двоих, один, светленький, потрясающей красоты, что-то увлеченно чертил в айпаде, другой, типа «городской дровосек», лохматый парень, вышедший из леса, привлек внимание тем, что постоянно держал вейп у яркого рта. Это повторяющееся незаконченное действие показалось мне до сумасшествия сексуальным: он подносил дрипку близко, даже прикусывал ее, но отвлекался на разговор и не делал тяжку. «О, давай уже, сделай это», — мысленно просила я. Фроська их всех не замечала, она болтала только о работе. Она была ничего. Меня немного раздражали ее синие вечно распахнутые глаза, но, подозреваю, в этом виновата моя скрытая зависть ко всему, чего у меня нет.

Остаток дня прошел безрезультатно — я позвонила по всем телефонам в интернете, но к бизнес-шишке было не подобраться, лишь по одному номеру мне ответили, что свяжутся. Я ощутила ранее незнакомый позыв выполнить поставленную задачу. Неужели Алексей Александрович так и живет, постоянно мотивируемый этим чувством — сделать, справиться, доказать, что сможет?

Я набрала отца: «Привет, папа. Все хорошо, да. Как у тебя? Знаешь ли ты человека по имени Евгений Финкельштейн? Да, который владелец медиахолдинга. Можешь узнать его личный номер? Мадлоба[1]». Блеск Тамаза Кецховели остался в две тысячи десятых годах, но и сейчас он имел определенный вес в Питере, хоть и отошел в тень вместе со своим бизнесом. Воробушек заходил два раза, в первый попросил кофе, во второй — чай.

Финкельштейн оказался душка, согласился прийти в клуб на следующей неделе, Фрося была в восторге: «У тебя крутой папка? С вашими связями ты можешь быть очень полезна бизнес-клубу». Да уж, молитесь на меня, агностики.

Глава 16

Ночью я не могла уснуть. Мозг и тело растеклись после сеанса гипноза, я ощущала себя грязным майским снеговиком, вялым и распадающимся на куски. Бессистемный внутренний мир разражался текучими мыслями, которые не усваивались, а еле ползли мимо, поддразнивая, не давая ухватиться ни за одну. Мой муж раньше был любимым. Что произошло? Мои чувства переменились? И почему?

Алексей Александрович предупреждал, что задержится, и в двенадцать его все еще не было. Какого черта я всегда одна? Я ворочалась в огромной кровати, перекатывалась с одной стороны на другую, меняла подушки и против обыкновения не наслаждалась уединением, а откровенно страдала.

Последние пару лет наши отношения ухудшались на глазах. Я ругалась с ним, отдавалась этому делу, как ведущий трагик на премьере, упрекала, что он бросил меня одну с детьми, винила его в собственном одиночестве, говорила, что он думает только о своей карьере, а о нас забыл. Что людям, работающим в спецслужбах, противопоказано заводить семью. Что такая работа подходит одинокому волку, но никак не отцу семейства. Я бегала по квартире босиком и швырялась в него всем, что попадало под руку. «Выбирай! Либо я, либо твоя гребаная работа!» Он выбирал меня, обещал, что завтра же напишет рапорт об увольнении. Я успокаивалась, уверялась в том, что он по-прежнему любит меня, вспоминала теплые руки Ника и разрешала мужу работать дальше. Так образовывался наш порочный круг.

Сексуальная жизнь вместо скучной становилась отвратительной. Стоило мужу приблизиться, меня охватывал ужас. Мое либидо угасло, уничтожилось, растерлось в пепел и развеялось холодным ветром над ненавистным Финским заливом. Можно было поискать его там, вот только пресноводье и цепкие оводы давно отбили у меня желание выходить к воде. «Ты не виновата», — уговаривала я себя. Ведь что вызывает у женщин желание? Влечение собирается на сером сукне документалистики миниатюрными кусочками, которые и пальцами-то не подцепишь; оно набирается из полунамеков и перешептываний, полумрака, сияния бутылочки «Шардоне», капелек пота на шее… а пресно обслуживать мужа — так себе удовольствие. Неужели мне не хватает банальной романтики? Как стыдно!

Вечерами, понимая, что Алексей Александрович задерживается допоздна, я открывала бутылку и судорожно плескала вино в бокал. Оно издавало звук назойливый и сухой, оглушительно громкий в сонной тишине квартиры. Мальчики спали, но я, опасаясь, что Давид может проснуться и выйти на кухню, все равно прятала бутылку под раковину. «Надо потерпеть», — уговаривала я себя и делала прохладный глоток. В голове прояснялось: на работе Алексея Александровича ценят, он обладает удивительной работоспособностью, я бы уже давно плюнула на задачи якобы первостепенной государственной важности, они казались мне глупыми и интересными лишь другим воякам, которым делать нечего, кроме как бороться за территории и мнимую власть. «Братишки, разве это жизнь? — мысленно обращалась к ним я. — Разве не лучше пить вино, любить друг друга и ночами рассказывать интересные истории?»

Но следовало признать, Алексей Александрович был рожден для этой работы. «Просто он трудоголик», — говорила я себе и чокалась со своим отражением. Еще немного и он получит повышение, засядет в Питере. И что дальше? С карьерой ведь как: чем выше забрался, тем больше ответственности. То есть у него никогда не будет на меня времени. «Ты знала, за кого выходишь замуж»,