Пуговичная война. Когда мне было двенадцать - Луи Перго

– И перепахать его грядку капусты, – добавил Тижибюс.

– Перебить ему стекла! – воскликнул Страхоглазый.

– Отличные предложения! – согласился Лебрак, у которого была и своя идея. – Только сначала дождемся остальных. И потом, такое ни за что нельзя делать днем. Если нас увидят, то при свидетелях отправят в тюрьму… Он бессердечная, бесчувственная старая свинья, так что знайте: верить ему нельзя. Ладно, посмотрим!

– Тирруи! – донеслось из западных кустов.

– Вот и они! – и Лебрак трижды повторил позывку серой куропатки.

Мощный топот возвестил о том, что разведчики вернулись, а группы бойцов, разбросанные по склону, воссоединились. Вот что рассказали бегуны, когда все собрались.

– Зефирен, – заверили они, – клял на чем свет стоит этих гадких маленьких сопляков из Вельрана, которые явились надоедать порядочным людям прямо на их территорию. Этот тип потел, вытирал пот и задыхался, как запаленная кляча, когда тащит двухтонную телегу.

– Отлично! Он верняком снова сюда сунется; надо бы, чтобы кто-нибудь остался последить за ним.

Крикун, который уже завоевал авторитет психолога и логика, высказал свое мнение:

– Ему было жарко, значит, он хочет пить, значит, напрямки пойдет в деревню, пропустить стаканчик у трактирщика Фрико. Может, надо, чтобы и туда тоже кто-нибудь пошел?

– Да, – подтвердил командир, – верно: трое здесь, трое туда; остальные – со мной в лес Тёре. Теперь я знаю, чё делать. К Фрико пойдут умники, – продолжал он. – Ты, Крикун, с Шаншетом и Пирули: просто будете как ни в чем не бывало играть в шары. Було останется здесь, спрячется с двумя другими в карьере: нужно внимательно смотреть и хорошенько слушать, что он скажет; когда старик отойдет подальше, а мы будем знать, что он собирается делать, встретимся в конце дороги на Донзе, возле Памятного креста^{25}. Тогда посмотрим, и я скажу вам, как мы решим.

Крикун заметил, что ни у него, ни у его товарищей нет шаров, и Лебрак великодушно дал им целую дюжину (за одно су, старик!), чтобы они могли достойно исполнить свою роль и следить за сторожем.

На последнее наставление командира исполненный уверенности в себе Крикун ухмыльнулся:

– Не запаривайся, старичок, обязуюсь лично всадить шар в его старую задницу!

И они незамедлительно рассредоточились.

Лебрак с основным составом войска отправился к лесу Тёре и, прибыв на место, тут же приказал своим людям сорвать с больших деревьев самые длинные стебли ломоноса или клематиса, какие смогут найти.

– Зачем? – спросили они. – Чтобы курить? Ха-ха, сделаем себе сигары, класс!

– Главное, не порвите их, – продолжал Лебрак, – и соберите как можно больше, потом сами увидите зачем. Ты, Курносый, будешь залезать на деревья, чтобы отрывать их. Поднимайся как можно выше, нам нужны длинные куски.

– Есть! – отвечал его помощник.

– Во-первых, нет ли у кого случайно бечевки? – спросил командир.

У каждого нашлось по обрывку длиной от одного до трех футов. Солдаты предъявили их.

– Оставьте себе! Да, – заключил он в ответ на заданный самому себе вопрос, – оставьте себе и давайте искать ломонос.

Обнаружить его в старых зарослях оказалось несложно – вот уж чего там было в избытке! Вдоль стволов старых дубов, вязов, грабов, берез, дикой груши, почти всех деревьев поднимались, ползли, цеплялись своими листьями с усиками гибкие и твердые узловатые стебли, растительные живые змеи. Они стремились взобраться к небу, чтобы завоевать свет и с каждой зарей выпивать большой глоток солнца. Почти везде на земле виднелись старые сухие ветки, твердые и негнущиеся, распадающиеся на волокна, как переваренная говядина. От них к вершинам карабкались гибкие и крепкие побеги.

Курносый лазал по деревьям; Тета и Гиньяр тоже; под бдительным взглядом Лебрака они неустанно трудились.

У них здорово всё получалось.

Каким бы толстым ни было дерево, Курносый, точно античный воин, атаковал его и смело перехватывал поперек туловища. Иногда его руки оказывались слишком короткими, чтобы полностью обхватить ствол.

Ну и что?! Его плоские ладони, точно присоски, цеплялись за все углубления коры, ноги сплетались, обвивая ствол подобно кривым виноградным лозам, а мощные колени одним махом подкидывали его на тридцать или пятьдесят сантиметров вверх. Там он снова цеплялся ладонями, снова напрягал мышцы ног и за пятнадцать-двадцать секунд уже добирался до первой ветки.

Дальше все уже происходило быстро: подтягивание на предплечьях и груди, потом колени достигали этой неподвижной цели и располагались на нужной высоте. Затем ступни без промедления занимали место колен, и подъем к вершине совершался столь же естественно и легко, как по самой удобной лестнице.

Вскоре лиана падала им в руки, потому что у подножия дерева один из друзей с острым ножиком отрезал стебель на уровне земли, пока трое или четверо других мальчишек тянули его со всеми предосторожностями сверху и наконец спускали вниз.

Как часто подпаски проделывали это летом, чтобы на Иванов день украсить венками из цветов и листьев рога своих животных!^{26} Клематис, плющ, васильки, маки, ромашки, скабиозы добавляли свои оттенки к темной зелени сплетенных венков. Мальчишки соревновались в щедрости и умении, и какая была радость видеть, как вечером славные ясноглазые коровки тяжелым шагом, позванивая колокольчиками, возвращаются в свои стойла, украшенные цветами и венками, точно майские невесты!

По возвращении домой букет вешали снаружи, под навесом, возле входа в кухню, среди старого железного хлама и целых вязанок кос, и оставляли его среди этого мерцающего простецкого арсенала сохнуть до следующего лета, а иногда даже дольше.

Но сегодня речь шла не об этом.

– Давайте быстрей, – поторапливал Лебрак. Он заметил, что уже темнеет и над мельницей в Вельране собирается вечерний туман.

Собрав добычу, мысленно произведя в уме сложные математические вычисления и тщательно измерив вытянутыми руками имеющиеся в их распоряжении растянутые стебли, командир принял решение через ограду дороги на Донзе уходить к перекрестку с Памятным крестом.

У Лебрака было четыре основных куска, каждый длиной около десяти метров, и еще восемь покороче.