Пассажиры империала - Луи Арагон

И она продолжала в том же духе. Жюль принялся разуверять. Понял, что сделал неверный шаг. Но Дора городила невесть что. Она оберегала замок своих мечтаний. Впустить туда Жюля? Ни за что! Лучше содержать «Ласточки» до ста лет… И она с нежностью думала о господине Пьере: «Ах, если бы он пожелал жить в Гарше, — он!»

Жюль молча полировал ногти, угрюмо перебирая в уме свои обиды, свои обманутые надежды, свои жалкие несбывшиеся мечты. Ни одной мысли, однако, не мог довести до конца. Начал вспоминать своё прошлое — оно было, словно залежавшаяся куча потухших, затоптанных окурков и сигарного пепла. А тут ещё под ложечкой ноет. Эх, кем бы он мог сделаться, если бы иначе повернулось дело! Богатство!.. Да и не столько о богатстве болит сердце. А вот, что она, стерва, сказала: «В твои-то годы!» Какие такие у него годы? Ни одной мысли не удавалось додумать до конца… Плохо пожилому мужчине… Да! Просто ужас, что с тобой может сотворить какая-нибудь девчонка! Нет, продать заведение, продать! Дора должна согласиться… Продать заведение. Здесь не развернёшься, она всё держит в своих руках, — ведь патент на неё выправлен. Осталось лишь несколько лет настоящей жизни… Надо торопиться. Дорог каждый день, каждая секунда, а их крадут у него. Через сколько лет он будет старым хрычом, негодным отребьем? Лучше уж не считать. Время идёт, а у тебя на дороге хозяйка «Ласточек». Хозяйке хочется округлить свой капиталец… Вообразила, что Жюль себя не помнит от радости, всё думает, как он будет доживать свой век в Гарше, ходить по её лачуге в халате и в шлёпанцах. Выложить бы ей всё начистоту, да надо потерпеть малость… Патент. Пусть она им подавится, уродина! Гарш! Иди ты со своим Гаршем… И в воображении Жюль видел самую обыкновенную комнату, всё равно где. Хорошо натопленную, тёплую комнату… постель… кружевное бельишко на стуле, а в постели рядом с ним, Жюлем, этакая задорная мордочка, молоденькая беленькая девчонка, округлые, чересчур ещё тонкие плечи и руки! С ума сойти.

— Смотри, ногти протрёшь… И что-то ты не очень разговорчив.

Дора своими ироническими замечаниями вернула его к действительности. Он взялся за шляпу. Ушёл.

Делать сегодня нечего, а на улице дождь. Не такой, как в прошлый раз, а мелкий частый дождик, от которого пропадает охота жить, чувствуешь себя никому не нужным дураком. Нечего сказать, хорош август месяц. На какой-то незнакомой улице Жюль зашёл в бар, сыграл в рулетку. Сам держал когда-то эту штуку и знал, какие фокусы можно с ней устраивать. Очень низко для этого нужно пасть. А доходная машинка! Вдруг ему чётко вспомнился парень, которому он давал наживаться, приставив его запускать рулетку. Да, но всё-таки развлечение, когда в голове вертятся всякие неприятные мысли и никого видеть не хочется. А как легко человека до белого каления довести. Ужас! И до чего же одиноко живётся на свете. Роза… красивое имя… Розетта…. Нервничая, он оборвал заусеницу у ногтя большого пальца… Чепуха какая-то, а ведь больно… и раздражает. Дождик чуть крапает, Жюль расплатился выигранными жетонами, из них же дал официанту на чай: «Оставьте себе». Не поскупился. Что же, иной раз не мешает показать себя широкой, щедрой натурой, как-то моложе себя чувствуешь. Большие бульвары. Панели на них точно растоптанные башмаки. Жюлю вспомнилось, что раньше носили штиблеты с длинными и острыми носами. Человек шагает, а они словно впереди него идут. Такая была мода.

Стрелки часов над редакцией «Матэн» показывали четверть третьего. Самое идиотское время. Но в этом районе уже началось, по тротуарам уже прохаживаются женщины. Забавно, что тут не только профессионалки. Попадаются одержимые бабы, есть и стыдливые. Такие, что пытаются поверить в судьбу. Есть и буржуазки, которые, верно, не имеют дома того, что им нужно. А вот эта, пожалуй, иностранка. Наступил час, когда у мужчин после обеда игривое настроение. Жюль наблюдал за манёврами женщин. Да, в этом промысле безработицы не бывает. Ни зимой, ни летом. Жюль чувствовал какую-то тяжесть во всём теле. Купил газету, — надо же чем-нибудь заняться. Ну, о чём сегодня пишут? В Бухаресте подписан мир… А ведь есть полоумные, которые будут волноваться из-за этого. В хронике сообщается: в Отейле удушили женщину…

У Жюля перед глазами пошли круги. Представилось, как Дора лежит дома в глубоком кресле, — на шее у неё синие пятна… Нет, ничего этим не добьёшься. Патент на публичный дом по наследству не передаётся… Всё тогда потеряешь. А что, если она сама по себе сдохнет раньше, чем заведение будет продано… Его охватило своеобразное беспокойство о здоровье Доры Тавернье. Он засмеялся отрывистым смешком над своей тревогой.

— Всего несколько лет осталось пожить по-настоящему… — с бешенством повторил он. И потёр себе большой палец около ногтя, там, где больно саднило от сорванной заусеницы.

XXXVII

Итак, Пьер Меркадье в Париже… Рэн спрашивала себя, хочется ли ей увидеть его. Всё было странно в этом человеке: внезапно исчез, нежданно вернулся. Паскаль говорит, что он расспрашивал няньку мальчика — Марию, она ничего не знает. Просто вот приходил человек каждое воскресенье на проспект Булонского леса посидеть на скамейке рядом с ней и с ребёнком. А так как ему сообщили, что Жанно уезжает к морю, то в следующее воскресенье он не придёт. Где он проживает? Неизвестно. Потеряли его след.

Какой он теперь стал? В сущности, баронесса фон Гетц боялась встретить этот призрак своей молодости. С неё было вполне достаточно Паскаля, молодого, нежного и такого ненадёжного… Она покупала ему галстуки… Она думала о нём на людях. К тому же, один призрак уже имелся в лице господина Бреси. В угоду Генриху она увиделась со своим первым мужем. Он был теперь сенатором и в общем не так уж переменился. В светской жизни, которую вела Рэн, бывая на приёмах в посольстве, на приёмах в министерствах, к концу июля наступило затишье. Рэн всецело занята была своим новым романом, тем более, что Паскаль жил в Париже один, его домашние уехали…

Иной раз она всё же думала о том человеке, который где-то жил в городе и мог ей случайно встретиться. Ему сейчас, вероятно, лет пятьдесят восемь. Каким же он стал? Странно думать, что он каждую неделю приходил поболтать с маленьким Жанно, которого Рэн мельком видела