Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова

Асият сообщила, что родилась и живёт в Дербенте, самом древнем городе России с историей в пять тысяч лет. Училась в Москве, обожает русскую классику, замужем за даргинцем, Гамид – сварщик, приехал в Сочи накопить денег на новую квартиру, специальность дефицитная, платят, как трём инженерам.

Автобиография Кати уложилась в несколько фраз, она и сама удивилась – жила или нет? Десять лет с Володей, а вспомнить нечего, только неудобства совместного быта. Она привыкла всё делать размерено, с чувством, толком, расстановкой, а он всегда спешит, ест на ходу, поезду предпочитает самолёт и над нею смеётся, мол, в прошлом веке застряла, теперь время бежит быстро, надо соответствовать. Чему и зачем? Вот её машина сбила, но осталась жива, а если бы погибла, ничего бы не изменилось. И теперь ничего не изменится. Стоит ли расшибать лоб, пытаясь докопаться до глубинной сути, разложить чудо на винтики и колёсики? Жизнь не детская игрушка, она намеренно задумана как тайна, не подлежащая разгадке, а если кому-то, шибко умному, это удастся, мир рухнет. Выходит, всё у неё нормально.

Самой словоохотливой оказалась Зоя Николаевна, которая обстоятельно описала многочисленных членов семьи, соседей и знакомых, покойного мужа-аварца.

– Хороший был человек. Рано умер, мне только пятьдесят стукнуло. Гинекологша говорит: у вас повышенный гормональный фон, вам нужен мужчина. А кому он не нужен, да где его взять?

И конечно, рассказала о своей болезни и фальшивом народном целителе, который обещал вылечить от камней в желчном пузыре, но купленные у него травы вызвали жуткое обострение, а деньги, и не малые, так и пропали.

Катя всплеснула руками: – Надо вернуть! В суд идите, жалко же! Кастелянша грустно улыбнулась.

– Ах, девочка, я дожила до такого возраста, когда кроме жизни ничего не жалко. Гораздо печальнее, что большой живот и короткие руки не позволяют подмыться и вытереть между ног. Дома помогает внучка. А здесь?

– Я помогу.

– Ну, что ты, детка. Да тут и ванны нет, придётся из бутылочки лить. Ах, Господи, старость – это так неудобно! – сокрушалась Зоя Николаевна.

К ней каждый день приходили родственники и сослуживцы с полными авоськами, несли арбузы, фрукты, осетинские пироги. Есть эти дары больная не могла и усиленно угощала соседок. Катя не отказывалась, а кумычка принимала самую малость: то ли аппетита нет, то ли талию берегла.

Асият навещали муж и сыновья: близнецы-первоклашки и два парня, похоже погодки. Дети вскоре уходили к реке, а муж сидел долго. Высокий и худой или, скорее, изящный, джинсовые брючки в облип-ку, куцая курточка. Восточное лицо с жёсткими короткими усами, носатое и не очень уже молодое, но, в общем, приятное, на голове – серая шапочка сванка. Говорили супруги часами, вполголоса, на своём языке. Он явно выглядел огорчённым, сочувственно трогал жену за руку, но она почему-то оставалась напряжена: то хмурилась, то тихо смеялась до слёз, и эта сверкающая влага делала её чёрные глаза совсем неотразимыми.

К Кате никто не приходил.

В девять часов вечера в палатах гасили свет. Распахнутые окна заполняло ночное небо с далёкими звёздами и узким игрушечным месяцем. Мироздание обретало непривычную глубину и нежность, бездна ласково стелилась у ног, сокровенное просилось наружу. Какие тайны у женщин? У женщин тайны – мужчины.

– Я мужа не люблю, – однажды выдала Катя залежалый секрет, который с готовностью отвалился, как засохшая болячка.

– Зачем шла за него? – строго спросила Асият.

– Боялась одна остаться, и сейчас боюсь. С родителями невозможно, у подруг свои семьи, дети, им некогда и неинтересно со мной. Мужчины ищут спутниц помоложе и нестрогих правил. Кому я нужна? Обыкновенная, ничем не выдающаяся.

– Надо избавиться от комплекса, что твой Володя незаменимый специалист, а ты никакая. Это он – простой инженер, женатый на замечательной певице.

Катя махнула невидимой в темноте рукой.

– А, хористка, и то в прошлом! Сейчас, как все чиновники, занимаюсь чем-то надуманным, никому не нужным. Ничего после меня не останется. Вот если бы мне талант Малибран …

– И что? Пройдёт двести лет и о Малибран забудут.

– А про Чайковского?

– Ещё тысячу прибавь – и про него тоже.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. – И не старайся. Просто живи.

– Жаль родить не случилось, может, в ребёнке я нашла бы себя.

– Дети рождаются не для нас. Дети рождаются для будущего, в котором наше место с краю. И не надо отравлять им жизнь, надо уважать свободу воли. Человек вправе принимать решения, которые нужны именно ему, а не маме с папой. Можешь мне верить, у меня четверо. Асият помолчала и нехотя добавила:

– В перспективе – без отца: мы с Гамидом разводимся. – Как?! – ахнула Зоя Николаевна.

– А вот так. – Кумычка нервно засмеялась. – Влюбился мой благоверный в русскую девушку. Мне тридцать пять, ему сорок, а ей девятнадцать. Большая, мягкая и рыжая. Уже беременна.

Катя удивилась проворству сварщика, такого скромняги с виду, а кастелянша возмутилась:

– Ну, зараза! Да он тебе в подмётки не годится: простой работяга, а у самой образование высшее. Никуда он не денется.

– Вокруг меня всегда было много мужчин, умных, видных, даже богатых, один – вообще криминальный авторитет, суперсексуальный. А я выбрала этого. – Асият хотела пожать тонкими плечами, но лишь повернула голову – мешал гипс. – Любовь!

Пожилая соседка мечтательно повторила:

– Любовь… – И тут же спохватилась: – Сукин сын он, как все мужики! Правда, мой был порядочный, но, может, я чего-то не знаю?

– Гамид хороший, чуткий, заботливый! – громко воскликнула кумычка звенящим в ночной тишине голосом. – Быть вместе по любви – да, по любви – это прекрасно! А так – зачем удерживать, мучиться? Мы живём сегодня, и жизнь только одна, другой не будет. Не хочу выглядеть несчастной, мятой, жалкой. Вернусь с детьми на родину. Прежней уже не стану никогда – во мне не только рука сломалась, но надо беречь силы и сохранять форму.

– Правильно, – заявила Зоя Николаевна. – Ещё лучше замуж выйдешь. Красавица, опять же – профессия денежная.

– Да. Дорого бы заплатила, чтобы вернуть Гамида, но… Любовь нельзя купить. А то, что покупается, эрзац любви.

– Эрзац, – выпятив губы, недоверчиво повторила кастелянша незнакомое слово и покачала головой.

Катя долго не могла уснуть, мешали мысли. Да правда ли, что она не любит Володю? Может, это и есть любовь? Нет, наверное, любовь всё-таки что-то другое, сверхъестественное, необъяснимое, хотя возможно, так подсказывает литературное воспитание. А если бы муж её бросил, как Гамид, получилось бы снова себя обрести? Вряд ли. Перемены не