Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций» - Валерий Храмов

паника. Все стали себя рассматривать и обнаружилось — у кого прыщик, а у кого и язвочка. Многие живут в гостинице, вместе с артистами театра и цирка. Нужно было что-то предпринимать, а то, если вдруг дело дойдет до санитарных властей, художественная жизнь в городе прекратится. Вот наши и пошли по самому простому пути. Пока будут разбираться с казаками, всем работникам филармонии, дабы не распространяли заразу, приказали заняться профилактикой — пить антибиотики. Через пару недель все будет в порядке. А пока будь осторожен. В филармонию не ходи. Если позвонят и спросят о здоровье, отвечай уверенно — «здоров, таблетки пью». Но не пей и жене ничего не рассказывай, а то разволнуется, начнет у себя прыщики искать, концерты нам сорвет. В институте рот держи на замке. Ни с кем в контакты не вступай — спровоцируют и донесут, а потом на худсовете будем твою болтовню обсуждать. Не смейся, премии лишат!

— Оля, объясни, пожалуйста: казаки были в Болгарии, почему же они привезли «болезнь французскую»?

— А ты не знал, — весело пояснила солистка, — казаков, куда не пошлют, они отовсюду сифилис возят. Природа у них такая! Везде — «наш маленький Париж».

… … …

«Розпрягайте, хлопцi, коней

та лягайте спочивать.

А я пiду в …»

Старовинна козацька маршова пісня (записана в станиці Дядьківський) 25

Все сделал, как велела Оля: в филармонии не появлялся, таблетки не пил, с женой вопрос не обсуждал. В институте на провокационные вопросы (а они были!) отвечал «уклончиво», разговор прекращал, извиняясь, ссылался на отсутствие времени и торопился туда, куда должен был прийти вовремя. С целью конспирации стал носить на руке часы, которые не так давно снял — мешали играть на инструменте. Но интерес к происшедшему событию не утратил. Оля, дав указания, подробности почему-то не раскрывала. С женой казачий вопрос они обсуждали исключительно в экономической плоскости. Хитрая солистка придумала историю, что казачков прихватили на таможне и все мало-мальски ценное забрали. Жена поверила, повздыхала, забрала у меня деньги и успокоилась. А мне хотелось переговорить с Иваном, хотелось послушать подробности, хотелось послушать историй. Но приходилось выжидать. В какой-то момент терпеть стало невмоготу — нарушил запрет и появился в учреждении, которое за два месяца работы стало своим.

Филармония порадовала. Уже на входе заметил возвращение прежней жизни — родственная, почти домашняя атмосфера. Вахтер был «рад меня видеть», покинул рабочее место, вышел навстречу, долго тряс руку, спрашивал о здоровье, о семье, о творческих планах. Все подробно рассказал и спросил про Ивана.

— Здесь он, здесь. На рабочем месте.

Поднялся на второй этаж. Иван, действительно сидел в кабинете и работал с художником — обсуждали афишу. Увидев меня, обрадовался. Извинившись, оставил художника самостоятельно дорабатывать проект. Вышли в коридор. Мой друг после традиционных теплых приветствий с улыбкой спросил:

— Знаешь о наших казачьих подвигах?

— Знаю, правда, не все, хочется узнать подробности, и чем дело закончилось. Занятная ситуация, согласись. Совсем недавно здесь было все так тревожно, а вот сейчас — никаких следов происшествия.

Иван рассмеялся: «Сейчас у нас катарсис. А вот в кульминационный момент все было «достойно пера Эсхила». Давай сбежим отсюда на минуту. Я на улице все расскажу. Здесь могут помешать, да и стены у нас имеют… ноги, как ты, надеюсь, уже понял».

Вышли из здания, воспользовавшись Ваниным ключом. Зашли в ближайшее кафе с согревающим названием «Солнце в бокале», заказали вина и… оказались вдали от заинтересованных глаз, ушей и «ногастых» стен. Иван начал рассказ:

— Бучу подняла медсестра из общежития. Не сговариваясь, несколько казаков обратились к ней за советом, пожалившись на язвочки на губах. Хитрющая и опытная сестра милосердия сделала вид, что ничего страшного не произошло, посоветовала смазать ранки левомицетином, а сама на следующее утро пошла прямо к директору, что, впрочем, было малым злом, ибо могла обратиться в санитарную службу. Ума, слава богу, у бабы хватило. Но директор «перепужался» сверх меры. У него шуры-муры не только с секретаршей (в этот момент Иван посмотрел на меня изучающим взглядом, но я успел скрыть удивление — получилось, что прекрасно об этом осведомлен, и Ванька сплетни не распространяет). Для него подхватить сифилис — смерти подобно. Жена нажалуется влиятельному родителю, и наш специалист по крупнорогатому скоту вылетит из руководящего кресла и, в лучшем случае, будет работать зоотехником где-нибудь на хуторе.

Прервав рассказ, Иван предложил выпить за здоровье, что, в создавшейся почти эпидемиологической ситуации, сделать было, конечно, необходимо. Выпили, и солнца в крови прибавилось.

— «Реакция директора, — глубокомысленно продолжил мой просвещенный друг, — яркий пример того, что, находясь в паническом состоянии, ничего серьезного нельзя предпринимать. А он предпринял!» — Иван, вдруг, рассмеялся, хотя пока ничего смешного не рассказал. Смеялся заранее, уже представляя картину, которую ему еще только предстояло «написать». Смеялся искренне, до кашля, закончил «охами-ахами», наконец, успокоился и продолжил:

— Ситуация усугубилась тем, что сифилисное войско по приезде занялось торговлей. Директор, получив барахло в подарок — «для Вашей жены», ужаснулся возможным последствиям. Медсестра, выполняя свою работу, перестраховалась, и наплела ему историю про бытовой сифилис, а он, резко поглупев от страха, стал действовать. Срочно принял меры: стал лично беседовать с руководителями коллективов, заставил всех принимать антибиотики, и после многочисленных повторений медицинских рекомендаций сам поверил в возможность заражения бытовым путем. Началась паника. Всё по нескольку раз в день стали обрабатывать хлоркой, запретили рукопожатие и прекратили бумагооборот внутри коллектива. Наш бздливый скотовод перестал встречаться с артистами, отменил приемный день, к себе никого не пускал, даже секретаршу. Общался с коллективом только по телефону, или сам выходил из кабинета, а перед возвращением обрабатывал руки какой-то вонючей гадостью. Притащил из дома кипятильник и сам, без помощи секретарши(!), прямо в кабинете заваривал кофе.

Представив картину, я с запозданием присоединился к Ваниному смеху. Он и поддержал и, одновременно, попытался остановить — «слушай дальше!». А дальше — я и слушал, и смеялся навзрыд уже безостановочно.

— Психоз передался артистам. Купленные вещи стали нести назад — казакам, а те деньги уже пропили, поэтому товар не принимали. И «зараженный турецкий гардероб» отправился в стирку, а потом еще и в химчистку! Но проблема осталась: нужно было что-то делать с