Рождественская шкатулка. Рассказы зарубежных классиков - Сельма Лагерлеф

ещё очень много нужно сказать, и я боюсь устать и не кончить, как вчера. После осмотра провизии и посуды нам захотелось узнать, какая погода. Я взлез на очаг и заглянул в единственное отверстие нашей хижины. Солнце ярко освещало снег, лежавший вокруг отверстия на крыше. Я сообщил это дедушке.

– Если бы у нас была лестница, – сказал он, – ты мог бы подняться через трубу на крышу и достать затворку, про которую мне говорил Франсуа. Он сделал её, чтобы закрывать отверстие в трубе во время дождя и снега.

– Если бы труба не была так широка, – ответил я, – я влез бы и без лестницы, как влезают трубочисты.

Подумав немного, дедушка вспомнил, что в хлеву есть длинный сосновый шест, по которому я могу вскарабкаться вверх. Я даже захлопал в ладоши от радости.

Но, принеся шест в кухню, мы увидели, что с ним не легко справиться. Он был очень длинен, и нам долго не удавалось провести его через очаг в трубу. Поставив, наконец, шест в трубу, я привязал к поясу верёвку и лопату и полез вверх, цепляясь руками и ногами. Через минуту я уже был на крыше. Прежде всего мне нужно было отгрести снег лопатой, чтобы освободить себе хоть маленькое место. Хижина наша была почти совсем занесена снегом, на крыше он лежал фута на три. Кругом было всё бело, только на горизонте чернели верхушки сосен в лесу. Как раз в эту минуту порыв ветра разорвал чёрные тучи, и солнце вдруг облило всё ярким, ослепительным блеском. Мне было очень холодно. Отгребая снег на крыше, я нашёл затворку для трубы и укрепил её, привязав верёвку к блоку, чтобы мы могли открывать и закрывать её, по мере надобности. Эта работа меня согрела. Спустившись вниз, я попробовал затворку, дёргая за верёвку, проведённую через очаг в кухню, – она открывалась и закрывалась свободно. Платье моё всё перепачкалось в саже, но у меня не было другого, и вымыть его было негде. Мы затопили камин и опустили затворку, оставив только необходимое отверстие для дыма. Так сидели мы у огня, не зажигая лампы, чтобы экономить масло, которого у нас было очень немного. Это последнее обстоятельство заставляло нас оставаться большую часть дня в темноте, отчего день казался ещё томительнее и длиннее. Впрочем, может быть, мне было особенно тяжело вследствие того, что я находился в постоянном ожидании, что нас придут спасать. Дедушка говорил, что, наверное, отец благополучно пришёл домой, но потом дороги так занесло снегом, что ему не было возможности прийти за нами.

Огонь в камине догорел, мы закрыли наглухо затворку и легли спать, с надеждой, что завтра, может быть, за нами придут. Но утром эта надежда исчезла. Снег, должно быть, не переставая шёл всю ночь, так как мы с трудом отворили нашу затворку. Дедушка говорит, что нужно приучать себя к мысли, что мы останемся в нашей темнице до весны. Как-то дошёл отец домой? Как он, вероятно, мучается за нас, если он жив!

Прошедшей весной я провёл у него здесь несколько дней и принёс с собой бумагу, перья и чернила, так как он не хотел, чтобы я бросал свои занятия, когда не ходил в школу. Уходя домой, я хотел взять всё это с собой обратно, но он посоветовал мне спрятать здесь в шкафу, чтобы не приносить в другой раз. И вот теперь мне так пригодился этот маленький запас.

24 ноября.

Я весь дрожу от ужаса при мысли о том несчастии, которое едва не случилось с нами! Погребены под снегом и чуть не погибли от пожара! Это новая опасность, о которой мы прежде не думали и от которой должны себя оберегать. Мы сидели у огня и, чтобы скоротать время, занялись с дедушкой арифметикой, причём я делал свои вычисления на золе. Огонь на очаге уже догорал, и я торопился кончить свои маленькие задачки при его скудном освещении. В это время я почувствовал, что меня обдало жаром из того угла, где у нас лежала связка соломы, приготовленная для разных работ. Она была положена слишком близко к огню и загорелась. Я хотел потушить её, но только обжёг себе руки. Дедушка поспешно схватил всю пылающую охапку и бросил её на очаг.

– Убирай как можно дальше всё, что может загореться, – закричал он мне.

Пока я исполнял его приказание, пламя разгоралось всё сильнее и сильнее.

Он придерживал горящую солому кочергой, чтобы она не разлеталась и не падала на пол. Какие ужасные минуты мы переживали! Искры от сухой соломы могли разлететься всюду, попасть на постель в углу или на загородку, отделяющую нас от хлева, или на деревянные балки на потолке… Быстро, в одну минуту сгорела солома, но мне казалось, что этой минуте не будет конца! Со страхом, поспешно затушили мы все оставшиеся искорки на очаге и вдруг очутились в полнейшей темноте, всё ещё опасаясь, что где-нибудь снова вспыхнет залетевшая искра. Мало-помалу дым вышел в трубу, мы зажгли лампу и увидели, что черны, как трубочисты. Слава Богу, наша хижина уцелела и мы были спасены, отделавшись лёгкими ожогами на руках и ногах.

Приведя в порядок комнату, мы начали рассуждать с дедушкой о том, как предохранить себя на будущее время от такой страшной опасности.

– Прежде всего, – сказал дедушка, – у нас нет ни капли воды, и мы до сих пор об этом не подумали. В сыроварне стоит пустая бочка. Выбьем с одной стороны дно и набьем её снегом; он скоро растает, и у нас будет запас воды.

Не долго думая, мы прикатили бочку и принялись за работу. Скоро дно было выбито, бочка поставлена у двери, оставалось отворить дверь, чтобы достать снегу. Чего другого, а снегу у нас было вдоволь.

Сердце сжалось у меня, когда я, отворив дверь, увидел высокую белую стену, отделявшую нас от всего мира!

25 ноября.

Снег идёт и идёт, без конца. Всё труднее и труднее открывать затворку в трубе. Я вылезаю на крышу и сгребаю с неё снег, оставляя небольшой слой, чтобы защитить нас от холода. Эта работа служит мне большим развлечением – приятно выйти хоть ненадолго из нашей темницы, несмотря на то что кругом тоже невесело. Ничего, кроме необозримого белого поля и чёрного неба; даже верхушки сосен, которые я ещё недавно видел на горизонте, исчезли под массой снега.

Когда я был в школе, мне приходилось читать о путешествиях по Ледовитому океану или в полярных странах,