Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

Тем временем наши герои подъехали к почтовой станции, и дилижанс остановился. Графиня умолкла, трудно было перекричать лязганье цепей и ругань запрягающих лошадей извозчиков. Луицци стал разглядывать пассажиров, ехавших внутри, на ротонде и верхних кабриолетах экипажа, большинство из которых уже вышли. С большим удовлетворением он отметил, что среди них не было никого ему хорошо или отдаленно знакомого, а то он было начинал сомневаться в своей памяти на лица, не узнавая почти никогда людей с первого взгляда.

Он почти заканчивал осмотр, высунув голову над дверцей, когда его со смехом окликнула госпожа де Серни:

– Арман, я прошу у вас подаяния.

Барон обернулся и увидел возле дверцы жалобно причитающую милую девочку лет четырнадцати. Она выглядела болезненной, хилой и усталой.

Луицци достал из кармана сто су и протянул их нищенке. Сначала девочка посмотрела на монету с радостным удивлением, но тут же погрустнела и сказала:

– Это много, госпожа, благодарю вас…

Она умолкла, отвернулась и тихо прошептала, как бы говоря сама с собой:

– Этого и много, и мало!

– Что такое? – участливо спросила графиня и вновь подозвала девочку, чье очаровательное лицо заинтересовало ее. – Почему мало, дитя мое?

– О сударыня, я не прошу у вас больше. С тех пор как мы с отцом живем подаянием, нам никто не подавал так много. Но нам надо срочно попасть в Орлеан, вот я и сказала, что ваших денег мало, потому что их не хватит, чтобы заплатить за места там, наверху, на империале.

– Арман, – графиня умоляюще взглянула на барона.

Луицци подозвал кондуктора:

– Пустите этого ребенка и ее отца на империал, я заплачу, сколько нужно.

– Спасибо, сударыня, спасибо! – радостно закричала нищая девочка, которая обращалась только к графине, инстинктивно понимая, что благодеяние, полученное ею, происходило скорее от дамы, чем от того, кто отдал приказ. – Спасибо, – повторяла она, – спасибо, сударыня… Возьмите назад ваши деньги, раз вы за нас платите.

– Оставь себе, дитя мое, – попросила госпожа де Серни, – а когда мы приедем, подойди ко мне, я хочу с тобой поговорить.

– О сударыня! Да, сударыня! – Девочка сделала реверанс и побежала к старику, сидевшему на камне у двери на станцию. По тому, как он слушал девочку, не поднимая головы, было понятно, что он слеп и все происходящее воспринимает только на слух. Госпожа де Серни обратилась к Луицци с улыбкой:

– Вот, Арман, я уже распоряжаюсь вашим состоянием.

– Это ужасно, – ответил Арман тем же шутливым тоном. Они посмотрели друг на друга, их взгляды и улыбки говорили больше, чем любые, самые ласковые слова.

Наконец экипаж тронулся, и графиня снова принялась за рассказ:

– Я вам уже говорила, что граф де Кони продолжал навещать Валентину до дуэли с моим отцом. После случившегося порядочность обязывала его пойти на жертву. Он никогда не сделал бы подобного шага из-за политических разногласий, если бы не пролитая, вопреки его желанию, кровь. Словом, он прекратил поездки в монастырь. Приняв решение не видеться больше с мадемуазель д’Ассембре, он написал ей письмо с объяснением разъединяющей их причины. Изложение прискорбных последствий рокового события граф закончил уверениями, что всегда будет хранить любовь к Валентине, а если наступят более счастливые дни и он сможет возобновить дружбу с ее братом, то надеется вновь обрести и любовь сестры. Далее он писал, что если его надежда и осуществится, то не скоро, ибо он предвидел, что ход событий ведет к ужасным невзгодам. Он не боялся признаться, что тревожится за будущее Франции и жалеет о своем участии в революционном движении. «В том случае, – добавил он, – если когда-нибудь вам и вашему брату понадобится защитник, я не осмеливаюсь сказать друг, не забывайте, что я ваш ныне, как раньше, завтра, как сегодня, и что, возможно, я не сворачиваю с избранного пути только потому, что надеюсь в отдаленном будущем послужить защитником тем, кого люблю». Как видите, – заметила Леони, – в моем рассказе есть все, что нужно для романа. Я даже вставляю любовные письма и цитирую их точно по тексту. Дело в том, что письмо господина де Кони привело к ужасающим последствиям, а последняя фраза письма послужила поводом для его приговора.

– Значит, господин де Кони погиб во время революции?