Ноша - Татьяна Нелюбина

Способна на жертву, даже не ради какой-то высокой цели, а просто потому, что «может себе это позволить». Отдать любимую игрушку. Отказаться от личного счастья ради счастья другого).

– Ну что, – сказал я, – давай Авгиевы конюшни разгребать. Начнём с тех тысяч, которые мы с матерью перевели на твой счёт.

– Ты теперь всю жизнь будешь про них вспоминать?

– Не увиливай от ответа.

– Хм. Растренькал.

– Ты говоришь без капли сожаления. Но это не какое-то там наследство от богатой тётки из Америки, это заработанные нами…

– Аппарат купил, за копии заплатил, за еду на всех, это нормально, за три четверти года такую сумму потратить.

– За четыре месяца.

– За четыре? Хм.

– Ты не признаешь своих ошибок?

– Нет. Неохотно. Что мне теперь, всю жизнь…

– Ты бы хоть раз сказал: «Извини, пап, дерьмово получилось».

– Мне это не приходило в голову. Но если так, извини.

– А я приехал не для того, чтобы извинения выпрашивать. Итак, тех тысяч больше нет. А эти, которые ты взял в кредит? За них же проценты нужно платить.

– Мне хотелось погреться. Мы с Хедвиг летали на Канарские острова.

– На Кана…?!

– Да, два раза. И два раза во Францию.

– Погреться и в Греции можно было бы. Дешевле.

Выражение его лица было красноречивым – глупости говорю.

Я спросил, и что же он хочет?

Ничего, сказал. Он был на защите у одноклассника, подумал, может, стипендию получить, диссертацию писать?

Я спросил, сколько книг он после защиты диплома не читал? А дисс – это же из библиотек не вылазить. Да, сказал сын, хорошо бы сносную фирму найти, не с таким долбаным шефом, как его нынешний. Я сказал, что везде будет какой-нибудь шеф, и, может, если ему материальная сторона так важна, сменить профессию? На такую, где он мог бы достаточно зарабатывать. Тогда и домик к шестидесяти семи сумеет купить. И садик с собачкой. Только вот…

– Что только вот?

– А вдруг спохватишься, что ещё не жил, и начнёшь навёрстывать.

У сынка склонность к мещанству всегда была. И потом, ему же хотелось быть, как все. Ну и стал. Я спросил:

– И какие выводы ты сделал?

– Ну… нужно работать, чтобы с долгами расплатиться.

Долг за Bafög[33] – тоже много тысяч. У нас, конечно, таких денег нет. Сын сказал, что он сам будет расплачиваться, просто так получилось, что машина, квартира (комната) и прочее «съели» его деньги на конто. Что теперь он будет жить скромно – без поездок и удовольствий… слёзы на глазах выступили. Я спросил:

– Каких удовольствий?

– Ну… присущих, как мама говорит, «золотой молодежи».

Я попросил рассказать о них поподробнее. Он объяснил, употребляя незнакомые мне термины, что удовольствия, «присущие золотой молодёжи» – это так называемая организация досуга: водные лыжи, клубы, центры какие-то.

– И среди всех этих удовольствий времени не нашлось на нас?

Жалко получилось. Не хотел я такой жалкий вопрос задавать.

– Ты имеешь ввиду последние восемь месяцев?

– Нет, последние три года.

– Хм. Чаю, пап?

– Нет, я пошёл.

– Как? Почему?

– А что ещё делать… Семьсот евро вот, на стол тебе положил.

– Спасибо.

Я вышел.

Стоял на остановке, ждал трамвая.

Он прибегает. Обнимает, льёт слёзы:

– Затянувшееся детство, да?

Пришёл трамвай.

– Я поехал, Антон.

– Да, пап. Маме не говори.

– Не скажу.

Но почему я об этом вспомнил.

Сейчас у нас всё хорошо. Антон и Юля друг в друге души не чают.

А мы – в них!

Звонок. Я пошёл открывать.

– Дорогие родители, – объявил сын, входя, – позвольте представить вам мою новую жену!

Я врос в пол.

Людмила

И я вросла. Со стремительной скоростью, как перед смертью (Митьку отнимут), пронеслись видения прошлого, все эти Анчи, Луизы, Эльки и кто там у него ещё был.

Не мог времени другого найти, чтобы пассию очередную к нам привести.

Аксель

Антон широко распахнул дверь и…

– Юлечка! – вскричала Людмила и бросилась к ней, это была она, наша Юля, в новых очках, с новой причёской, в новом платье, приталенном, она похудела. – Какая красавица! – причитала Людмила, обнимала её, целовала, сына к себе прижимала, смеялась: – Шутник! Шутник! Ах, шалопай! Какой ты у нас шалопай!

– Юля, – выдавил я. – Тебя не узнать. Очки тебе идут. – Я расцеловал нашу дорогую невестку, нашего любимого сына и, заверяя их, что розыгрыш удался, пошёл надевать бабочку. Я всегда на рождество бабочку надеваю, подарок сестры.

А вот и она!

Тоже нарядная, тоже красивая, наша дорогая любимая Астрид! С полными сумками сладостей и подарков – как всегда! Моя сказочная фея из детства!

Я передохнул, огляделся – да, всё, всё, как всегда!

Мы собрались в гостиной, погасили свет.

– Огоньки, зажгитесь! – вскричал Митя, нажал на кнопку, и вспыхнули все гирлянды на ёлке, на окнах и на балконе.

Он попросил нас садиться, поклонился и, теребя бабочку на шейке, запел:

– О Tannenbau, о Tannenbau, Wie treu sind deine Blätter!

Меня захлестнула любовь. Я думал, что мы каждый день совершаем преступление, потому что не говорим друг другу (мы все) добрые слова, не выражаем нашу любовь словами, думая, что другие и так обо всём догадываются.

– Дети! Сестра! Жена! Я хочу вам сказать, как я вас люблю, как я вас уважаю и восхищаюсь вами! Вам всё интересно, с вами можно всем поделиться, вы всегда рядом, вы верные, красивые, добрые, умные.

– А я? – Губёшки у Мити задрожали.

– Митя! И ты верный, умный, добрый…

– Красивый.

– Как ясное солнышко! Гусь! Наш гусь! – я кинулся на кухню.

Людмила

– А мы вас! – первой опомнилась Юля, кинулась следом, остальные за ней, мы набились на кухне, славили Акселя, гуся, Митю, естественно, ведь он помогал, а я другими глазами смотрела на Юлю. Если бы не Юдин порыв, грустно бы было, Аксель так о любви говорил, а мы ему не ответили, не вскричали: а мы-то! а мы-то как любим тебя, какой ты у нас верный, красивый, добрый, умный. Нас его признание скорее ошеломило. Или только меня. Всё равно что немой вдруг заговорил.

Чудесный праздник у нас получился, весело было, бесшабашно, подаркам, как дети радовались, Юля нам диско-лампочку подарила, Антон вкрутил, и по всей комнате понеслись разноцветные пятна, музыку поставили, отплясывали, хохотали, гуся до косточек обглодали, начинку, клёцки и красную капусту умяли, каким-то поразительным вином запивали.

– Что, мам, рада? – спросил сынуля.

– Очень!!!

Сынуля у меня не похож на отца – кряжистый, круглолицый, нос вздёрнутый, добрейшие карие глаза «с поволокой», трогательно приподнятые на переносице густые брови. Длинные ресницы. Щетина. Густые поросли