Гори - Анастасия Мандрова

– Неужели такие девушки еще бывают? Наверное, у тебя много поклонников.

– Нет… Не знаю. А ты? Какие вредные привычки у тебя? – внезапно для нас обоих спросила я, не донеся палочки с содержимым до рта. Я все еще была под впечатлением Вани под номером один.

– Я иногда курю, когда нервничаю. Это считается? – серьезным тоном проговорил Ваня, а у самого смешинки в глазах появились.

– Считается! Курение вызывает рак, проблемы с сердцем и легкими. Разве ты не видел ужасные картинки на пачках сигарет? Нужно бросать курить! – безапелляционно сказала я.

– Но, может, эта вредная, приводящая к различным болячкам, сигарета долгое время была моей единственной подругой?

Я уставилась на Ваню, а он продолжал есть, как ни в чем ни бывало. Как будто ничего и не говорил. Ничего, я совсем ничего про него не знала, кроме того, что ему было очень одиноко. Что у него случалось, что происходило с ним? Я вспомнила о том, что успела рассказать мне Рита про Ваню, о том, что раньше он был совсем другим, но подробностей так и не успела выведать. И сейчас, глядя на него, я поняла, что он сам не готов этим делиться. В этом я его понимала.

– Я могу быть твоей подругой, тебе не нужна сигарета, – уверенно заявила я ему, и в ответ получила легкую улыбку. За ней скрывалось что-то более серьезное, более глубокое.

Мы продолжили беседовать в шутливом тоне, поглощая самые вкусные роллы, которые я когда-либо пробовала, но я все равно чувствовала некую недосказанность, парящую в воздухе. Порой Ваня странно смотрел на меня, но, заметив мой взгляд, тут же отворачивался и закрывался еще более смешной шуткой. И в этой сверкающей металлом кухне раздавался наш смех, скользящий по гладким поверхностям, скрывающий все то, что мы могли бы рассказать друг другу, но не хотели.

Только когда мы покончили с едой и перешли в гостиную, когда мы с ногами расположились на бежевом диване, который оказался очень мягким и удобным, я почувствовала былую легкость. Я смотрела в его удивительного цвета глаза и изучала каждую крапинку, каждую точечку, тонула в этом невозможном цвете, и была готова это делать снова и снова. Ваня оказался еще ближе ко мне, чем раньше и целовал долго, пожалуй, слишком долго для сегодняшнего дня. Я сходила с ума, чувствовала, что готова сделать все, что угодно, только чтобы он не останавливался. Теплота внутри меня от его касаний перерастала в пламя. Не зря на стене был нарисован огонь, ой, не зря. Но тут Ваня резко отстранился от меня, тяжело дыша и пытаясь восстановить свое дыхание.

– Пожалуй, нам следует перейти к урокам, – хрипло сказал он, вставая с дивана и идя за нашими рюкзаками.

Я откинулась назад на диван, ощущая жар, который было невозможно потушить. Мои губы и щеки горели, грудь ходила ходуном, а в животе трепетали бабочки (так вот они какие, эти нашумевшие бабочки!). Ваня вернулся, и увидев меня в таком состоянии, с легкой улыбкой произнес:

– Воды?

– Нет, спасибо! – Я показала ему язык.

– Смотри, а то могу и укусить…

– Кусай, – нарочито небрежно сказала я.

Ваня опять оказался рядом со мной, так близко, что я чувствовала его дыхание на своей коже. Он провел пальцем по моим губам и прошептал в самое ухо:

– Ты уверена?

Я затаила дыхание. От одного осознания продолжения этого разговора меня бросало в волнующую дрожь. Но голос разума, а точнее, уже его еле слышные отголоски, убеждали меня в необходимости отступить.

– Нет. Давай делать уроки. – Я закусила губу, чтобы не поменять решение.

– Хорошо. – В глазах Вани засверкали огоньки. Кажется, он ожидал от меня несколько иного.

Мы сели за уроки. Как всегда, алгебра далась мне нелегко, и Ваня на правах того, кто действительно в этом разбирался, помог мне решить пару упражнений. С русским языком помощь мне не понадобилась, но я не могла не отметить, что Ваня легко справлялся со всеми школьными предметами.

– Ты отличник? – спросила я, прикусив кончик шариковой ручки.

– Я стараюсь им быть, но иногда не получается, – он вздохнул, глядя на мои губы, – А ты?

– Мне больше даются гуманитарные предметы, но я тоже стараюсь.

– Сколько у тебя было парней? – без всякого перехода спросил Ваня.

От неожиданности я выронила ручку, которой писала в тетрадке. Поднимая ее, я судорожно соображала, что ответить.

– Вновь займемся математикой?

– Скорее арифметикой.

– Немного. Мне было особо некогда встречаться, – я понадеялась, что если уклончиво ответить, то вопрос иссякнет сам собой.

– А сейчас у тебя есть время встречаться со мной?

– Пока есть, но когда приедет моя мама, я буду загружена по полной, – я виновато улыбнулась.

– Дополнительные занятия?

– Да, танцы, языки, …мм… и так далее, – я замялась. Под “и так далее” понимались съемки и показы, которые по приезду обязательно организует моя мама.

– А тебе самой хочется этим всем заниматься?

– Не совсем, – честно призналась я.

– И когда приедет твоя мама?

– В конце сентября. А сколько у тебя было девушек? – спросила я, боясь услышать его ответ.

– Не так много, как ты думаешь… – Ваня осторожно погладил меня по щеке.

Мы оба увильнули от ответа на этот каверзный вопрос. Вот только, я боялась, что Ваня, в отличие от меня, хотел бы преуменьшить значение. Да что боялась! Сто процентов так все и было.

– Ты встречался с девочками из нашего класса?

– Да.

– С кем? – я догадывалась о его ответе, но надеялась, что интуиция меня подводила.

– С Мишель.

– Ну конечно! – выдохнула я.

Мне была неприятна даже мысль о других его девушках, но особенно мне была неприятная мысль, что он встречался с той, которая невзлюбила меня с первой секунды моего появления, и теперь я знала причину этого.

– Все в прошлом. Я уже говорил, что когда-то был не самый лучший период в моей жизни. – Ваня обнял меня и нежно поцеловал.

В его объятиях, чувствуя его тепло, его ласковые поглаживания по волосам, я попыталась забыть обо всем. Окончательно опомниться мне помогло осознание того, что мой телефон, лежащий на журнальном столике, вибрирует и ждет, когда я отвечу на звонок.

– Да, папа… – Я мгновенно освободилась из объятий Вани и показала ему знак, чтобы он молчал. Удивленно вскинув брови, он откинулся на спинку дивана и сладко потянулся.

– Аня, как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался папа.

– Все хорошо, мне лучше, – смутившись, ответила я. Никогда раньше