Что не так с этим миром - Гилберт Кийт Честертон

по ее мнению, она отстаивает. Я хотел бы отметить здесь в скобках, что большая часть недавних общественных проблем, связанных с женщинами, возникла из-за того, что женщины переносят на вещи сомнительные и спорные священное упрямство, пригодное только для основных вещей, которые женщине вменено защищать. Собственные дети, собственный алтарь должны быть вопросом принципа или, если хотите, предрассудков. С другой стороны, вопрос, кто написал письма Юниуса[131], не должен быть принципом или предубеждением, он должен быть предметом свободного и непредвзятого исследования. Но возьмите энергичную современную девушку-секретаря на работу в союз, увлеченный доказательством того, что под именем Юниуса писал Георг III, и через три месяца она тоже поверит в это из элементарной лояльности к своим работодателям. Современные женщины защищают свой офис со всей яростью домашней хозяйки. Они борются за рабочий стол и пишущую машинку, как за очаг и дом, и развивают своего рода волчью женственность во имя невидимого главы фирмы. Вот почему они так хорошо справляются с офисной работой; и вот почему они не должны этого делать.

IV. Романтика бережливости

Однако большей части женщин приходилось бороться за вещи, слегка более опьяняющие зрение, чем письменный стол или пишущая машинка; и нельзя отрицать, что, защищая эти предметы, женщины развили в сильной и даже угрожающей степени качество, называемое предубеждением. Но эти предубеждения всегда служат тому, чтобы укрепить основную позицию женщины, согласно которой она должна оставаться генеральным надзирателем, самодержцем в пределах малого круга, но во всей его полноте. В одном или двух пунктах, по которым она действительно недопонимает позицию мужчины, женщина вполне права, отстаивая свою собственную. Два пункта, в которых женщина по природе своей проявляет наибольшее упорство, можно кратко обозначить как идеал бережливости и идеал достоинства.

К несчастью для этой книги, она написана мужчиной, а эти два качества если не ненавистны мужчине, то по крайней мере ненавистны в мужчине. Но если мы хотим разрешить половой вопрос хоть сколько-то справедливо, все мужчины должны предпринять творческую попытку понять отношение всех хороших женщин к этим двум вещам. Особенно трудно нам понять бережливость: мы, мужчины, так усердно поощряли друг друга швыряться деньгами, что в итоге возникло нечто вроде рыцарского и поэтического отношения к потере шести пенсов. Но при более честном и непредвзятом рассмотрении выяснится, что едва ли это правильно.

Экономия – вот что действительно романтично; экономия романтичнее расточительности. Небеса знают, что я утверждаю это совершенно бескорыстно: я-то не припомню, чтобы отроду сэкономил полпенни. Но это правда; экономия, если ее правильно понимать, более поэтична. Бережливость поэтична, потому что она созидательна; потери непоэтичны, потому что они бесполезны. Выбрасывать деньги прозаично, потому что выбрасывать что угодно прозаично; это негативное действие; признание безразличия, то есть признание неудачи. Самая прозаическая вещь в доме – мусорный ящик, и главное возражение против новых привередливых и эстетичных домохозяйств состоит в том, что при таком подходе к ведению хозяйства мусорная корзина должна быть больше самого дома. Если бы человек мог использовать все, что лежит в его помойке, он превзошел бы гениальностью Шекспира. Когда наука начала использовать побочные продукты; когда наука обнаружила, что краски могут быть сделаны из каменного угля, она проявила – быть может, впервые – истинное уважение к потребностям человеческой души. Итак, цель хорошей женщины – использовать эти побочные продукты или, другими словами, разобраться в помойке.

Мужчина может полностью осознать это, только если придумает какую-нибудь внезапную шутку или уловку с использованием таких материалов, какие могут быть найдены в частном доме в дождливый день. Повседневная работа человека обычно выполняется с такими жесткими приспособлениями современной науки, что бережливость, поиск иного применения вещей, стала для него почти бессмысленной. Он сталкивается с этой задачей, когда играет в какую-нибудь игру в четырех стенах: в шарадах за одеяние из шкур сойдет каминный ковер, а треуголкой станет грелка с чайника. Игрушечному театру нужны деревяшки и картон, а в доме достаточно дров и коробок. Для мужчины это случайное открытие, приятная пародия на бережливость, но многие хорошие домохозяйки каждый день играют в одну и ту же игру с кусочками сыра и лоскутками шелка не из скупости, а из щедрости: потому что женщина желает, чтобы созидательная добродетель царила во всех ее трудах, чтобы ни одна сардинка не пропала и не была выброшена как мусор в пустоту, когда она завершит свою уборку.

Современный мир необходимо каким-то образом заставить понять, что в теологии и в других сферах некая точка зрения может быть обширной, широкой, универсальной, либеральной и все же вступать в противоречие с другой точкой зрения, которая также является обширной, широкой, универсальной и либеральной. Войны возникают не между сектами, а между двумя универсальными католическими церквями. Единственно возможное столкновение – столкновение одного космоса с другим. Таким образом, на уровне этого разговора необходимо сначала прояснить, что этот женский экономический идеал неотъемлемо входит в женское разнообразие идей и целостное всестороннее искусство жизни, которое мы уже приписали женскому полу: бережливость – это не мелочность, робость или провинциальность; это – часть великой идеи женщины, глядящей во все стороны из всех окон души и несущей ответственность за все. Ибо в обычном человеческом доме есть одна дыра, через которую деньги входят, и сотня, через которую они уходят; мужчина имеет отношение к одному отверстию, женщина – к сотне. Но хотя сама скупость женщины есть часть ее духовной широты, тем не менее верно и то, что скупость вступает в конфликт с особым видом духовной широты, присущей мужчинам этого племени. Это приводит ее к конфликту с бесформенным потоком Товарищества, хаотического пиршества и оглушительных прений, которые мы воспевали в предыдущем разделе. И само это присутствие вечности в предпочтениях двух полов приводит к еще большему антагонизму, ибо один отстаивает всеобщую бдительность, а другой – почти бесконечную производительность. Отчасти из-за своей моральной слабости, а отчасти из-за своей физической силы мужчина обычно склонен расширять вещи в своего рода вечность; он всегда рассчитывает, что званый обед продлится всю ночь, а ночь продлится вечно. Когда работающие женщины из бедных районов подходят к дверям трактиров и пытаются увести своих мужей домой, простодушные «социальные работники» воображают, будто каждый муж – трагический пьяница, а каждая жена – святая с разбитым сердцем. Им никогда не приходит в голову, что бедная женщина в более суровых условиях делает то же самое, что и модная хозяйка, которая пытается отвлечь мужчин от споров за сигарами, чтобы заняться сплетнями за чашкой чая. Этих женщин раздражает