Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский

не больше ее. От других покупок в тот раз отказалась, потому как и эту еще нужно было донести до дома. Шоколадной раскраски медведь был действительно славный, с узко посаженными умильными карими глазками, казалось, внимательно и доброжелательно вглядывающимися в тебя.

Он поселился на тумбочке у изголовья ее кровати, немного скособоченный, как бы слегка развалившийся – в расслабленной позе то ли гостя, то ли хозяина комнаты, а может, и хозяина квартиры.

«Правда, ужасно милый?» – в который раз спрашивала она, стоило кому-то из гостей уделить внимание новому фавориту. А уделяли почти все, во-первых, поражаясь его величине, а во-вторых, его и вправду необычайной привлекательности – блестящим ласковым глазкам-пуговкам, будто бы улыбающейся широкой медвежьей морде с торчащими в стороны наивными полукружиями ушей, черному овалу выпуклого носа и улыбающемуся узкому ротику… Что ни деталь, то украшение, плюс еще и повязанный на шее кокетливый розовый бантик.

Зверя хотелось непременно коснуться, сжать податливую шелковистую лапищу, потрепать за ухом, короче, войти с ним в более тесный контакт, отчего затем сразу начинало клонить ко сну – настолько он был мягок и уютен.

А еще был темно-коричневый лось, крупный, с ньюфаундленда или кавказскую овчарку, с развесистыми то ли ушами, то ли рогами и толстым продолговатым вислым носом, словно отдельно пришитым к верхней части головы с большими удивленными голубыми глазами.

На вопрос «Зачем тебе такое чудо?» она с горячностью, будто у нее хотели его отнять, отвечала: «Ты что, он такой очаровательный! На него так удобно облокачиваться!» И вообще на любое неодобрительное замечание по поводу ее мягких друзей, более крупных и более мелких, которых в комнате скопилось несметное количество, причем из них уже образовались целые семейства, мал мала меньше, она сразу делала оборонительную стойку.

Что они собирают уйму пыли, а в пыли заводятся всякие клещи, жучки и прочая нечисть, ее совершенно не волновало, несмотря на то что она частенько покашливала или у нее вдруг, ни с того ни с сего, начинался насморк, явно аллергический.

А как часто она жаловалась, что ей не хватает воздуха, и устраивала в квартире свистящие сквозняки, от которых и закаленному могло непоздоровиться. Да и что хорошего, если по квартире гуляет ветер, тем более в России, где и без того погода неустойчивая и зима чуть ли не весь год, а если и не зима, то еще хуже – осень, причем поздняя, безлиственная, серая и слякотная? Где ветер, там тревога и бесприютность, а квартира со сквозняками – место весьма сомнительное.

Впрочем, разубедить ее в этой странноватой страсти было невозможно. «У тебя что, не было в детстве мягких игрушек?» – укоризненно спрашивала она, считая такой вопрос самым неопровержимым доводом.

Ну, были – и что?

Она же рассказывала про плюшевого мишку, который в детстве долгое время был ее любимцем, пока однажды, решив поиграть в доктора, она не достала из родительских закромов большой старый шприц и не стала упражняться в уколах.

Пациентом, естественно, стал кроткий безответный мишутка. Причем она не просто погружала иголку в мягкую субстанцию мишкиного тела, а по-настоящему набирала в шприц воду, заправски сбрасывала, подняв его на уровень собственных глаз, каплю с острия иглы и потом уже вводила ее мишке в податливую попку, нажимала на поршень и впрыскивала. Процедура ей очень понравилась, она не могла сразу остановиться и в итоге так накачала мишку жидкостью, что тот некрасиво разбух, отяжелел, а после того, как она положила его для просушки на батарею, весь расползся, разошелся по швам, из него полезла желтая вата и куски ткани – вид совсем неприглядный.

Понять, впрочем, ее чувство вины можно: у кого чего-то подобного не осталось после каких-нибудь детских шалостей и проказ, даже если они и были, по существу, совсем безобидными. Она так сокрушенно рассказывала про свой эксперимент, что я словно вживую видел бедную жертву на жестких ребрах горячей зимней батареи.

Теперь властителем ее души был совсем другой, гигантский шелковистый и ласковый зверь с розовым бантиком на толстой шее по имени Михайло Потапыч. Что ни говори, а русской душе медведь как-то особенно мил, несмотря на его хищность. Игрушка словно примиряла с реальностью, настраивая на благостный лад, и обнимавший уютно устроившуюся в его объятиях хозяйку Потапыч, можно сказать, был символом этого примирения.

Она выставляла фото с ним в инстаграме, ей ставили лайки, а комментарии были полны восхищенно-насмешливыми возгласами типа «Какого красавца отхватила!» или «С таким жить можно».

Лось, впрочем, тоже был любимцем и тоже фигурировал в инстаграме, получая, пожалуй, даже не меньше лайков. Народу нравилась его немного грустная умильная морда, его то ли рога, то ли уши, его высунутый красный язык… Кто-то писал, что лось похож на известного актера Макрелина, кто-то острил про его рога-уши, уши-рога, но все сходились на том, что лось вполне заслуживает одобрения и ничуть не уступает в привлекательности Михайле Потапычу. Другие мягкие игрушки, заполонившие комнату, тоже фигурировали в ее аккаунте, тоже собирали лайки, но медведь и лось были вне конкуренции.

Все бы хорошо, если б ее страсть к мягким игрушкам не была такой безрассудной. И без того небольшая комната до отказа была заполнена лошадками, енотами, собачками, котами, бегемотами, слониками, тиграми, чебурашками, ежиками, белками, рыбками, зайчиками, цыплятами, мышками, свинками, гномами в островерхих шапочках с помпонами и т. д. Были и вовсе непонятные существа, может, вовсе и не звери, однако все, надо признать, вполне располагающие к себе, некоторые даже очень симпатичные и забавные…

Просто их было слишком много, они, разной окраски, яркие, пестрые, сидели и лежали на шкафу, на полу, на кровати, на полках с книгами, на комоде, чуть ли не друг у дружки на головах – короче, везде, где только можно, так что свободного пространства оставалось минимум, и это, конечно, был перебор. Некоторые были уже довольно дряхлыми, пропитавшимися серой пылью, так что казалось, что и в комнате пахнет ветхостью и даже немного сыростью, какая бывает в старых запущенных квартирах.

Если войти в комнату и закрыть на минуту глаза, а потом вновь открыть, то можно было даже испугаться. Со всех сторон обступали морды и мордочки, с выпуклыми и впалыми разноцветными глазками, носами и носиками, ушами и ушками, длиннохвостые и бесхвостые, они теснились, словно отталкивая друг друга, чтобы вплотную приблизиться к тебе, ты чуть ли не различал их тихое сопение – словом, начинался кошмар.

На вопрос, не бывает ли ей страшно в таком окружении, она не раздумывая