Берегите весну - Лев Александрович Бураков

— Прошу, не называй меня больше так.

— Почему?

— Так.

— Ну, что ж, — глубокомысленно, с чуть заметной иронией произнес Виктор. — Тогда я умолкаю и передаю слово документам.

Он, подражая фокуснику, сделал в воздухе пас рукой и выхватил из пиджака листочек бумаги. Развернул и положил перед Сашей. После слова «приказ» на листке было напечатано:

«Перевести механика совхоза «Степной» Воронову А. С. в распоряжение Управления по семейным обстоятельствам».

— Это еще что за «обстоятельства»? — удивилась Саша. — Что-нибудь случилось? С мамой?!

— Ничего, жива, здорова. Эх ты, наивная девочка, ничего не понимаешь…

Он явно наслаждался ее недоумением и не мог скрыть улыбки — она так и растягивала его рот. Саша заметила, что при этом на щеках Виктора образовались небольшие морщины — это было ново.

— Может, все же объяснишь?

— А что тут объяснять. Мать у тебя одна, ты у матери тоже одна — логично? Логично. Вот я и использовал это обстоятельство. Кое-где поднажал, поплакал (ну это тебе не интересно) — и вот приказ. И не делай большие глаза, а то не выдержу и поцелую! Правда, здесь еще надо твой отъезд согласовать с начальством, но, я думаю, мы это сделаем в темпе и… айда в город, нечего здесь грязь месить. Пожила, помучилась и хватит.

— Значит, ты все уже сделал? Оперативно!

— Да уж такая работа у меня — оперативная, — Виктор взял приказ, бережно сложил его и спрятал в карман.

— Оперативная… — задумчиво повторила Саша. — Значит, учел все обстоятельства. А меня?

— Что — тебя? — Виктор вертел авторучку. Около пера в несколько слоев намотана лента, видимо, здесь была трещина. Саша отобрала ручку и, четко выговаривая по слогам каждое слово, произнесла:

— А меня вы спросили? Привез мне бумажку! Я ее что, вместо себя здесь людям брошу? А не учел ты, что это… это немножко подло?

— Что ты вскипятилась? Или тебя здесь уже оболванили совсем: кирзовые сапоги понравились?

— Сапоги! Кроме сапог — здесь еще и люди, к вашему сведению, есть, которые в них ходят. Да разве дело в сапогах?

Виктору вдруг сделалось смешно: он никак не мог поверить, что все, что говорит Саша, — во все это она верит. Неужели она хочет разыграть его? Или ее смущает, что он «областной начальник»? А Саша продолжала несколько тише, спокойнее:

— Ты, Виктор… просто избалованный, что ли? Ничего не видишь. Людей ты не видишь. Вот есть здесь парень, в кирзовых сапогах ходит. Писала я о нем — Стручков. Не помнишь? Конечно, где тебе. А вот сегодня мы с ним говорили, с ребятами говорили о важном деле… Тоже тебя оно, конечно, не интересует. Так вот, Стручков сказал замечательные слова — кирзовые, солдатские: «когда идешь в атаку — смотри только вперед и главное — не забывай товарищей, чувствуй их локоть».

— Очень мило! Браво! Но поверь, и я говорить могу, и не менее красиво. Но я приехал к тебе не как начальник, не как лицо официальное, а как…

— Ясно, у тебя несколько лиц! Спасибо за откровение, — насмешливо заметила Саша.

Виктор откинулся на стуле, сжал пальцами холодный край стола:

— Ну, зачем же так, Саша? С тобой невозможно стало говорить.

Он умел казаться обиженным. Таким страдальцем, знающим, что мучается за правое дело, таким бедненьким, что хочется подойти и погладить по головке, как ребенка. Саша взглянула ему в глаза. Он вежливо опустил веки.

— Не много ли ты взял на себя? — сказала она тихо.

Он не ответил. Сидел, прикрыв глаза, тихонько раскачиваясь. Зачем она упрекает его? Ведь он искренне желает ей лучшего… Лучшего ли? И — ей или себе?

— Ладно, не дуйся: это не в твоем репертуаре, — Саша встала. — Может, ты разденешься? Хочешь чаю?

Но Саша ошиблась, думая, что он обиделся. Просто он устал с дороги. Веки тяжелели, тело охватывала приятная, спокойная лень. Виктор с трудом проговорил:

— Не будем ссориться. Я со всем согласен. За все я «за». Идите в атаки, надо — и я пойду…

— Поставить чай?

— Атаки? Только надо знать свое место. Не верю я, что здесь надо идти в атаки, не верю, что ты должна здесь, именно здесь…

— Так ты разденешься?

— Именно здесь идти в атаку…

— Ну, завелся! Чай ты пить будешь?

— Чепуха. И вообще незаменимых людей нет. Все делается с выгодой. Все должно быть целе-со-об-раз-ным.

— Какое варенье любишь: смородиновое или вишневое? — Саша поставила чайник на плитку, щелкнула выключателем.

— Везде расчет, везде логика.

— Сними пальто, тепло у нас…

— Приказ подписан, и все разговоры ни к чему. Только меня подведешь…

— Я тебя ведь не просила, — Саша подошла к нему и затормошила за воротник пальто. — А ну, встать!

— Варенье я не люблю, устал чертовски, ничего неохота…

Виктор медленно поднялся, надел шляпу:

— Отложим чаепитие до лучших времен. Мне пора. Поздно, а то ваш Щепак еще поднимет тревогу да бросит весь совхоз на розыски.

Он подошел к двери. Повернулся. Порылся в карманах, вынул сигарету и показал ее Саше: можно? Она кивнула.

— Ну, счастливо, я пошел.

Он привалился плечом к косяку. Не уходил.

— Как знаешь. Видишь — какая я хозяйка!

Саша подошла к нему. Виктор приоткрыл дверь и выбросил начатую сигарету в коридор.

— Так, я пошел…

Он вдруг шагнул Саше навстречу и обнял ее. В углу защелкал крышкой чайник. Лицо Виктора приблизилось. Саша откинула голову и спокойно посмотрела ему в глаза:

— Чай кипит… До свиданья.

Виктор надвинул шляпу, перевел дыхание. Скорбно изогнул губы. Резко повернулся и вышел. У подъезда стояли двое — девушка и парень в телогрейке — и о чем-то горячо спорили. В черном небе висели звезды. И среди них — гигантский ярко-оранжевый апельсин. На разъезженной дороге в колеях вкусно похрустывал лед. За углом общежития Виктор споткнулся. «На правую — будет несчастье», — подумал он. Подойдя к дому Щепака, он споткнулся второй раз — левой ногой: «А теперь к счастью. Вроде одно другим компенсируется…» Проходя через двор, Виктор не заметил выбоины у крыльца, споткнулся и упал. В соседнем дворе залаяла собака. Виктор рассмеялся: «А теперь обеими ногами и носом — это уж неизвестно к чему — к счастью или несчастью». На крыльцо упала изломанная полоска света, и из открытой двери появился Щепак. Спросил с тревогой:

— Не ушиблись?

Собака залаяла громче. Виктор озорно крикнул в ночь:

— Дай, Джим, на счастье лапу мне!

Пропуская гостя в комнату, Щепак подозрительно принюхался, но спиртным от инженера не пахло…

ТОЛЬКО МЕЖДУ НАМИ