Поцелуй змеи - Сюэдун Чжан

– Ах ты свинья неблагодарная, тебе доверили самое лучшее дело! В тебя верят коллеги!

Чжу Аньшэнь, потупившись, стал оправдываться, но его начальник лишь тяжело вздохнул:

– Эх, за долгие годы в этом гиблом месте не задержалось ни одной девушки, все как одна, словно на карусели, прокатились кружок и убежали. И Сяо Дин – не исключение. Она просто побудет у тебя в ученицах, надо за два дня ввести ее в курс дела.

Вот так и получилось, что прибывшая на зоостанцию практикантка Сяо Дин дни напролет ходила за ним по пятам.

Надо сказать, что внешне Сяо Дин выглядела как самая обычная девушка: невысокого роста, смугловатая, как и все. Отличали ее от остальных только черные живые глаза, искрящиеся в солнечных лучах, словно два стеклышка. А уж какой она была словоохотливой: если подзывала к себе наставника, то заискивала перед ним почище трех учеников Танского монаха[19]. Служебное общежитие для работников зоостанции располагалось в старом одноэтажном бараке, построенном из кирпича и черепицы еще в восьмидесятые годы. Когда Сяо Дин пришла работать на зоостанцию, ее тоже поселили здесь, и ее комната оказалась практически через стенку от комнаты Чжу Аньшэня. Кроме них, живших поодиночке, в остальных комнатах размещались семьи работников, которые еще не успели обзавестись нормальным жильем. Поэтому во время обеда и ужина под навесом собирались молодые пары и начинали колдовать над своими плитками, которые, шипя и скворча на все лады, разбрасывали масляные брызги. Иногда сквозь этот шум слышались веселые голоса да смех бегавших по двору карапузов.

Первую неделю Сяо Дин кое-как продержалась, питаясь в столовой для работников, а потом наотрез отказалась есть из общего котла. Пару раз ей доводилось шушукаться за столом с Чжу Аньшэнем:

– Наставник, как вам еще не надоело каждый день кушать всякую дрянь!

Чжу Аньшэнь ничего не отвечал и продолжал торопливо жевать, уткнувшись в свою тарелку. Он никогда не общался со своими сослуживцами, даже головы не поднимал, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Через неделю Сяо Дин изловчилась купить где-то керосинку и нехитрую кухонную утварь. И вот в один из вечеров, когда подошло время ужина и Чжу Аньшэнь как обычно с миской в руках вылез из своей темной комнатушки, чтобы пойти в столовую, путь ему преградила Сяо Дин. С блестящей лопаточкой в руке, подвязанная новеньким передничком в нежный цветочек и с бисеринками пота на кончике носа, она выглядела как заправская повариха. Оказывается, эта девушка пристроила у ворот свою керосинку и тушила на ней овощи; маленький черный чугунок шумно исходил паром, щекоча нос аппетитными запахами.

– Наставник, не ходите на ужин в столовую, оцените лучше кулинарное мастерство своего подмастерья.

Чжу Аньшэнь секунду помедлил, но, покачав головой, отправился своей дорогой. Сяо Дин вцепилась ему в руку:

– Наставник, а наставник, я ведь специально на двоих готовила, мне одной столько не съесть.

Уставившись на размахивающую лопаткой девушку, Чжу Аньшэнь вдруг почувствовал какое-то странное волнение, ему показалось, что женщины, хлопочущие у очага, и впрямь обладают магической притягательной силой.

После этого случая наставник и его ученица с каждым днем все больше сближались друг с другом. Теперь они питались в складчину: Чжу Аньшэнь пораньше сбегал с работы, чтобы прикупить у лавочников овощей, мяса и яиц, а Сяо Дин разворачивала у плиты свою кулинарную деятельность. После этого они усаживались за маленький столик в комнате Сяо Дин и, почти упираясь друг в друга лбами, приступали к трапезе. Сяо Дин прекрасно готовила яичницу с помидорами, соевый творог по-сычуаньски, свиную поджарку с побегами чеснока и кисло-острый жареный картофель соломкой. Все эти блюда, в особенности картофельную соломку, Чжу Аньшэнь просто обожал. Всякий раз, когда Сяо Дин хлопотала у плиты, Чжу Аньшэнь вставал на почтительном расстоянии сбоку и, держа обеими руками старую газету, делал вид, что просматривает новости, а сам украдкой поглядывал в сторону Сяо Дин, любуясь и восхищаясь ею. Иной раз он, словно верный слуга, бросался ей на подмогу, чтобы почистить лук или чеснок. В такие минуты он весь погружался в насыщенные кухонные ароматы, перемешанные с ни с чем не сравнимым благоуханием молодой девушки, в котором ему хотелось целиком и полностью раствориться.

Чжу Аньшэнь крайне редко смотрелся в зеркало. Единственным в его комнате круглым зеркальцем величиною с ладонь он пользовался лишь когда брился. А тут у него вдруг появилось новое увлечение: угостившись приготовленными Сяо Дин блюдами и вернувшись к себе в комнату, он помимо своей воли брал с подоконника запыленное зеркальце и, обтерев рукавом, внимательно разглядывал свое лицо. В такие минуты он мечтал лишь об одном – чтобы его отражение не посрамило хозяина и оказалось достойным той вкусной еды, которой его баловали. Однако реальность всегда оказывалась жестокой, и лицо словно намеренно выступало его врагом: смуглое до безобразия, оно к тому же было изрыто глубокими оспинами от одолевавших его в юности прыщей, которые оставили о себе такую вот несмываемую память. Из-за недавнего гормонального взрыва прыщи стали досаждать ему с новой силой. Они умудрились высыпать даже на его короткой шее и теперь алели там, увенчанные молочными гнойничками. Устроившись перед зеркалом, Чжу Аньшэнь со злобой давил их. Когда прыщ изливался похожим на млечный сок гноем, Чжу Аньшэню казалось, будто он слышит треск разрываемой плоти, когда же из ранки появлялась обильная сукровица, он вытирал ее пальцами и, словно вампир, облизывал их. От него пахло кровью, он ненавидел свои прыщи всей душой.

Вскоре все соседи заметили, что Чжу Аньшэнь преобразился: на лице заиграла странноватая улыбка, его стало посещать игривое настроение, он то шутил, то подмигивал, всем своим видом показывая, что и на его улице наступил праздник.

В институте Чжу Аньшэню не так-то просто удавалось сходиться с людьми, и даже устроившись на работу, он по-прежнему оставался изгоем. Поэтому к окружающим он относился крайне настороженно, напоминая бездомного одичалого пса. Он продолжал хранить в своем сердце былое горе, а потому предпочитал усаживаться на корточки где-нибудь подальше от всех и наблюдать за людьми со стороны, чтобы при случае отреагировать как надо и не попасть впросак. Конечно, раз уж он заметил повышенное внимание к себе, то не мог оставаться равнодушным. Но отреагировать он мог только одним способом: замкнуться в себе и продолжать ходить в столовую, держась подальше от этой Сяо Дин и ее пышущей жаром маленькой печурки. Но кто бы мог подумать, что Сяо Дин возьмет да и примчится за ним в столовую, выхватит его прямо из