Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– Не только поэтому, – серьезно ответил Вахидов. – Религия не позволяет.

– И свинину он не ест, – снова встрял Денисов. – Как можно свинину не есть?

– Если бы ты вырос на баранине, какую мой отец готовит, ты бы тоже свинину не кушал! – смеясь, сказал Вахидов.

– Ваш отец действительно работает шеф-поваром в знаменитом ресторане «Узбекистан»?

– Помощником шеф-повара. Отвечает за шашлыки и плов.

– Значит, ваша семья живет в Москве?

– Только родители и старший брат. Обе замужние сестры живут в Узбекистане. Там все мои родственники остались по материнской и отцовской линии.

– А вы в Таёжный из Москвы переехали? Или из Ташкента?

Анестезиолог не успел ответить: вернулась Оля с посудой, и начался пир. Мясо оказалось сочным и мягким, что было редкостью для говядины. Я не могла поверить, что оно куплено в том же самом продмаге. Овощи, тушенные со специями и посыпанные рубленой зеленью, были пряными, в меру острыми и ароматными. Это была настоящая ресторанная еда, приготовленная на допотопной общежитской кухне. К мясу не хватало только хлеба. Вспомнив про батон, я достала его из тумбочки, разломала на ломтики и раздала гостям.

Лишь потом я поняла, что этот спонтанный ужин сблизил меня с коллегами гораздо быстрей, чем длительная совместная работа (сама по себе вовсе не гарантирующая дружеских отношений). В тот вечер меня окружали веселые, компанейские люди, и пусть они были не совсем трезвы, а потому вели себя шумно и немного развязно, зато они были искренни в проявлении эмоций, добродушны и щедры.

Однако кое-что меня все же напрягало. Мартынюк подливал шампанское в мой бокал, переживал, что меня продует из открытого окна (хотя вечер был теплый), спрашивал, не нужно ли прибить-починить-переставить в комнате. Я старалась поддерживать беседу, но в какой-то момент, в очередной раз поймав пристальный, словно предупреждающий о чем-то взгляд Наны, замолчала, надеясь, что Мартынюк поймет намек и оставит меня в покое. Однако Нана не стала полагаться на мою благоразумность и неожиданно громко спросила:

– Игорь, а твоя Людмила когда из отпуска возвращается?

В комнате стало тихо. Игорь покраснел и сухо ответил:

– На следующей неделе.

– Соскучился поди? Шутка ли, почти на месяц уехала. И зачем ей такой большой отпуск?

– У нее мама серьезно заболела.

– А где мама живет?

– В Туле.

– Значит, Людка пряников вкусных привезет.

– Или самовар, – хохотнул Денисов, пытаясь разрядить обстановку.

«Так он женат? – с неприязненным удивлением подумала я. – Но почему тогда живет не в семейном общежитии, а здесь? И почему так открыто проявляет ко мне интерес?..»

Повернувшись к Мартынюку, я посмотрела на него в упор и холодно сказала:

– По-моему, вам пора.

– Нам всем или только мне? – уточнил он.

Его лицо ничего не выражало, но холодный блеск глаз и двигающиеся желваки говорили о том, что он разозлен не меньше, а может быть, даже больше, чем я.

В этот момент открылась дверь и в комнату вошла – точнее, ворвалась – Клавдия Прокопьевна. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

– Не успели заселиться и уже оргии устраиваете? – поинтересовалась она, окинув компанию сердитым взглядом и остановив его на мне.

– Разве ж это оргия? – удивился Денисов. – Вот в Древнем Риме…

– Вас не спрашивают! Я к товарищу Завьяловой обращаюсь. Правила, очевидно, не для вас придуманы? Ну так вам придется их соблюдать. Если снова нарушите комендантский час, я напишу докладную главврачу. Бутылки пустые под столом валяются, а еще комсомолка. Позорите город-герой Ленинград, колыбель трех революций. Вашим родителям должно быть за вас стыдно!

Я медленно поднялась, чувствуя, как бухает сердце и приливает к щекам кровь. Мысленно сосчитала до пяти и, глядя комендантше в глаза, тихо и четко произнесла:

– Покиньте мою комнату.

– Что? – удивленно моргнула она.

– Я попросила вас…

– Клавдия Прокопьевна, я же для вас дамламу[10] отложил! – Анестезиолог вскочил, подхватил комендантшу под руку и вывел в коридор. – Нет, не сильно острая, я помню, что у вас желудок чувствительный… – Его голос затихал по мере того, как он уводил ее дальше по коридору.

Я стояла, опустив глаза, чувствуя, что взгляды всех присутствующих устремлены на меня.

– По-моему, пора расходиться, – наконец сказала Нана.

– Да, завтра рано вставать…

Оля принялась собирать грязную посуду. Мартынюк подхватил стулья и отнес их в комнату Нины, потом вернулся за самой Ниной, которая с трудом держалась на ногах.

Оставшись одна, я прошлась по комнате, возвращая на места передвинутую мебель и разбросанные вещи.

В воздухе висела сложная смесь запахов: еды, шампанского, духов, табака. Раньше я непременно распахнула бы окно, но сейчас комната нравилась мне именно такой. После того, как в ней побывали гости, она перестала казаться казенной.

Совершенно не к месту всплыли в памяти посиделки отцовских друзей в нашей гостиной, их шумные споры, смех, беззлобные подтрунивания, литературные импровизации… Накатила тоска, в груди стало тесно; я испугалась, что сейчас потеряю сознание. Страх был таким сильным, что я искренне обрадовалась, увидев на пороге неожиданно вернувшуюся Нану.

– Ты что-то забыла? Ах да, бокалы. Я их сейчас вымою, подожди минутку.

– Потом отдашь. Я не за этим пришла. Предупредить тебя хочу.

– О комендантше? Да знаю я, что лучше не портить с ней отношения. Но…

– Не в комендантше дело! – Нану, казалось, раздражала моя недогадливость.

– А в ком?

– В Игоре. Не верь ему, не связывайся с ним.

Я вспыхнула и сухо сказала:

– Об этом могла бы не предупреждать. Я не связываюсь с женатыми мужчинами.

– Он не женат, но…

– Не женат? А кто тогда эта Людмила?

– Она его девушка. Хочет за него замуж, но Игорь не торопится предложение делать. Людка уже недели три в отъезде, вот он и начал по сторонам смотреть. А тут как раз ты приехала…

Нана сделала паузу, очевидно ожидая моих комментариев, но я хранила молчание, и тогда она, пожав плечами, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

10

Наступила суббота. Я по привычке проснулась рано, хотя будильник накануне не заводила. По субботам и воскресеньям в стационаре работали только дежурные врачи и процедурные сестры. В амбулатории приема не было.

Я приняла душ (горячую воду наконец-то дали), сварила на кухне овсянку в своей красной, в белый горошек, эмалированной кастрюльке, позавтракала и отправилась будить Нину.

В течение двух дней, прошедших с импровизированного новоселья, мы постоянно пересекались в общежитии, амбулатории и столовой, но, по молчаливому интуитивному согласию, не обсуждали тот вечер и то, что Нина тогда явно перебрала с алкоголем. Наутро после среды она выглядела не лучшим образом, но я, разумеется,