Пустое сердце Матвея - Ашира Хаан

Матвей посмотрел на меня с глубоким осуждением.

Да-да, курение ведет к импотенции.

— Своей жене я курить запретил, — сообщил он.

— Правда, клево, что я не твоя жена? — фыркнула я.

Но продолжить разговор о голодных волках не удалось.

Он внезапно встал и молча направился куда-то в самое сердце бурлящей вокруг мангалов толпы.

Обиделся, что ли?

Мальчики такие нежные и хрупкие!

Я спокойно докурила, любуясь остатками золотой осени. Местные ландшафтные дизайнеры хорошо знали свое дело, и пару недель назад все эти клены, рябины, березки и разнообразнейшие кусты, растущие вокруг, наверняка выглядели очень эффектно.

К середине ноября листва частью опала, частью поскучнела до темно-коричневого, но в этой депрессивной картине была своя прелесть.

Темно-зеленые высокие и мрачные ели, стеной высившиеся за забором базы, создавали не менее эффектный фон, превращая пейзаж в декорации к хорошему трукрайм-сериалу.

Потушив сигарету в пепельнице, я встала, чтобы уйти в свой домик, раз уж я больше не должна изображать любовницу Матвея.

Но, сделав пару шагов, буквально врезалась в него, как раз возвращавшегося к нашему столу.

Он нес два высоких стеклянных бокала, наполненных глинтвейном и увенчанных дольками апельсина. От столкновения горячее вино выплеснулось, залив его руки и оставив на молочном свитере неопрятные малиновые пятна.

Матвей прошипел что-то нецензурное, со звоном поставил бокалы на стол и встряхнул ошпаренными кистями.

— Садись! — рыкнул он на меня.

Я послушно плюхнулась на свое место и принюхалась к глинтвейну.

— Это мне?

— Тебе.

— Спасибо, но я не буду.

Матвей оторвал взгляд от испорченного свитера и яростно глянул на меня.

— И почему же?

— Честно говоря, не люблю глинтвейн.

— Бесишь!

Я ничего не ответила.

Он медленно вдохнул, выдохнул. Быстрым движением стянул свитер и бросил его на стул, оставшись в одной белой рубашке.

Я поежилась — даже смотреть на него было холодно.

Он уперся кулаками в стол и наклонился ко мне так близко, что стало невозможно смотреть ему в глаза, они расплывались в одно темно-янтарное море.

Почувствовав на губах его дыхание с запахом специй и вина, я поспешила предупредить:

— Даже не думай. Матвей. Нет.

— А то что?.. — процедил он тихо и угрожающе. — Что ты мне сделаешь?

— По морде дам.

— Переживу. Но никто тебя не спасет, дорогая. Они уверены, что я тебя ебу, а это наши эротические игры…

Его смешок опалил мне губы.

Он склонился еще ниже, и до поцелуя оставалось меньше мгновения…

— Бля, Матвей! Хорош! — я со всей силы толкнула его двумя руками в грудь.

Матвей отшатнулся — но ровно настолько, насколько захотел сам.

Кривая усмешка на жестоком лице лишь подтвердила, что это — лишь продолжение игры.

— Ну ладно. — Матвей дернул к себе плетеное кресло и сел рядом, не оставляя мне пространства для жизни без него. — Давай серьезно.

— Давай, — согласилась я, с облегчением выдыхая.

По сторонам смотреть было страшно.

Наверняка там уже все, кто только может, нас обсуждают.

— Феминистка или нет, но ты обычная женщина, — открыл он мне великую тайну. — Неужели тебе вообще не хочется прижаться к живому человеку? Ради тепла?

— Конечно, хочется, — легко согласилась я. — Но пообниматься я могу и с подругами.

— Но это менее круто, — скривился он.

— Почему?

— Подруг много, а хороший мужчина — эксклюзив.

— Да какой из тебя эксклюзив? — я села поудобнее, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Ты же как мини-шампунь в гостинице: на один раз нормально хватит, на второй надо уже выдавливать изо всех сил. А потом только выбросить.

— Так ты не просто феминистка, а мужененавистница? — его глаза сузились, оставляя лишь темноту под ресницами.

— Не все феминистки мужененавистницы, чтобы ты знал, — я ласково ему улыбнулась, выдерживая паузу. — Хотя я — да.

— Может, тебе доказать, что сравнение неудачное? У нас впереди вся ночь. — Он наклонился ко мне ближе. — Хотя вряд ли у тебя останутся силы признать свою неправоту, когда я закончу.

— «Просто поверь», да? — хмыкнула я, отклоняясь тем дальше, чем ближе он придвигался. — Не надо так мучиться, просто принеси справку от жены, что ты ее удовлетворяешь, и я торжественно переведу тебя в категорию тревел-флаконов.

Напряжение между нами выросло до такого уровня, что дальше — только убивать.

Или трахаться.

Проблема в том, что убивать запрещает уголовный кодекс.

А трахаться с токсичными мудаками, как бы к ним ни тянуло, я завязала лет пять назад.

Именно это яростное притяжение, которое искрило сейчас между мной и Матвеем, было тем самым «ред флагом», при появлении которого я с давних пор твердо знала, что с этим мужчиной у нас не будет никогда и ничего.

Матвей. Тринадцатая глава

Ярость покалывала в кончиках пальцев. Растекалась по всему телу с током крови.

Если бы можно было свернуть Марте шею и остаться на свободе — Матвей бы это сделал.

Но ему пришлось лишь максимально невозмутимо процедить:

— Уговорила. Пойду позвоню жене, попрошу прислать справку.

И отойти в сторону, спиной ощущая ее снисходительный взгляд.

Кто-то слишком много о себе возомнил. Пользуется тем, что женщин бить нельзя. Весь их феминизм — про то, чтобы хамить как мужик, но не получать ответку как баба.

В венах кипел ядовитый огонь, горло сжимал невидимый ошейник гнева.

Матвей поднял руку — пальцы дрожали. Сжал их в кулак, глядя как натягиваются напряженные жилы.

Не справился. Не удалось закончить игру так, чтобы почувствовать себя победителем. Он это понимал. Она это понимала.

Раунд за ней.

И это было почти невыносимо.

Резко выдохнув, Матвей достал телефон и нажал на повтор последнего вызова.

Лера не успела ответить даже «Алло», он перебил ее резким:

— И что ты мне не звонишь?

— Ты же сам мне позвонил! — привычно начала оправдываться она. — Что случилось? Я писала тебе, ты не ответил.

— Могла бы и набрать, корона с головы не упадет.

— Тебя это обычно бесит.

— И что? — Матвей со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. — Тебе все равно, что там у меня происходит?

— Нет, я…

— Может, я в аварию попал! Может, я подыхаю на трассе! Кровью истекаю. А ты сообщения пишешь!

— Прости! Все в порядке? — в ее голосе послышалось волнение.

— А может, мне срочно понадобилось утешение от любимой жены? Или я тебе тут вовсю уже изменяю, а телефон случайно включился. Вообще похуй, да?

— Да ебись ты с кем хочешь! — психанула она.

— То есть, похуй… — удовлетворенно сделал вывод он.

— Да! Нет! Матвей! Хватит! — истерические нотки