Гори - Анастасия Мандрова

– Мне точно некого тебе напоминать, – уверенно проговорила я, отчаянно желая, чтобы она оставила эту тему в покое.

– Может, ты просто похожа на какую-нибудь актриску или певичку! – На губах рыжеволосой заиграла очередная усмешка.

– Если мы поспешим, то успеем на сеанс.

Серо-зеленые глаза снова смотрели на меня, а голос их обладателя звучал спокойно и уверенно, но я все равно уловила нотку раздражения в нем.

– Сейчас пойдем. Так как насчет телефончика? – слишком самонадеянно спросил Алекс и подмигнул мне.

– Вряд ли, – подмигнула в ответ я и пошла к дому, услышав позади себя нарочито громко сказанную фразу: “Да что ты в ней нашел?” Это был голос той рыжеволосой девушки.

Я ускорила шаг и приложила все усилия, чтобы не споткнуться на паре ступенек, отделяющих меня до цели. Дойдя до отца, я облегченно вздохнула. Он посмотрел на меня с усмешкой, но ничего не сказал.

Уже в лифте я посмотрела на себя в зеркало: непривычно бледная без косметики, растрепанные волосы, мятый плащ, мокрые кеды и легкий румянец на щеках. Жалкое зрелище! Мое смятение вовсе не объяснялось ни злой иронией со стороны незнакомой мне девушки, ни нелепым и даже нагловатым приставанием со стороны Алекса. Тот высокий парень с таким проникновенным взглядом – вот кто меня действительно взволновал. У меня было такое чувство, что он видел меня насквозь, знал, о чем я думала, что скрывала. И это было очень странно, если учесть, что мы и не общались вовсе.

С мыслями о незнакомце я переступила порог нового дома и раскрыла рот от изумления. Если бы я владела искусством русского мата, я бы начала изъясняться на нем, не стесняясь папы. Гостиная была похожа на очень плохую копию французского дворца. Диваны и кресла под старину, огромная и безобразная люстра с канделябрами на потолке, картины с изображением ангелочков и цветов в позолоченных рамах – все это походило на музей, в котором собрали плохо сочетающиеся между собой предметы нескольких эпох. Это было безвкусно, даже если это стоило моему папе целое состояние, что вполне могло быть правдой, судя по тому, как скривился отец от увиденного.

– Я думала, будет классика…

– Я тоже, – прохрипел папа, осторожно касаясь бархатного кресла.

– А ты совсем в проекте не участвовал?

– Нет. Твоя мама занималась этим сама. Я же был в командировке в Испании.

– Теперь я понимаю, почему она держала все это в тайне. И тебе нравится? – осторожно поинтересовалась я, снимая мокрые кеды и носки.

– Хмм… – промычал отец, рассматривая затейливые узоры, наверняка, дизайнерских обоев.

Я вздохнула. Мне захотелось оказаться в своей старой квартире, с совершенно обычным и таким любимым коричневым диваном и расписанной радужными цветами стеной справа. Это было сделано моей старшей сестрой, когда мама оставила ее одну наедине с акварелью. Конечно, потом мама ругала ее, а я защищала Женю и втайне испытывала гордость за этот ее бунт, на который я до сих пор не способна. Женя была сильной, сильнее меня, лучше меня. Все так переменилось за последние пару лет, а я так и осталась слабой и безвольной.

Я босиком, оставляя мокрые следы на гладком темном паркете, прошла вдоль всей гостиной. Стараясь сильно не акцентировать внимание на огромном количестве золотого цвета вокруг себя, я осмотрела кухню, на удивление, обычную, выполненную в классическом стиле с небольшой лепниной по бокам. Здесь можно было жить. По крайней мере, пить чай точно. Чего нельзя было сказать о родительской спальне с огромной кроватью с балдахином и поистине царским ковром перед ней.

Судя по тому, как выглядело лицо папы, он просто смирился с неизбежным и принял это как данность. Он все равно проводил и будет проводить большую часть жизни на работе, поэтому ему это королевство безвкусицы ничем не мешало. Но не мне. Жить в окружении этой псевдо роскоши – могло ли быть еще хуже? Оказывается, могло. И это “хуже” настало тогда, когда, я зашла в свою новую комнату и увидела их – матово-розовые свежевыкрашенные стены. Первые несколько минут я с открытым ртом, застыв на пороге, рассматривала их и вдыхала еле ощутимый запах краски.

– Ну что, нравится? – подошел ко мне папа и, взглянув на меня, поднял брови вверх.

– Это какая-то ошибка. Это не может быть моей комнатой!

– А что такого? – Он, потеснив меня, зашел осмотреться. – Нормальная комната, даже больше, чем у тебя была до этого…

– Ты видишь стены? Я что кукла Барби?

– А что стены? Розовые. Все девочки любят розовое.

– Когда этим девочкам пять лет! – Я вошла внутрь, чтобы оценить масштаб розового вокруг меня, и простонала от ужаса. – Сейчас меня стошнит.

– Помнится, на вопрос твоей мамы о том, какую комнату ты бы хотела, ответила, что тебе все равно…

– Мое “все равно” значило, что я хочу жить в ужасной кукольной спальне?

– Не ругайся! По-моему, очень мило. Поеду-ка я в магазин, а заодно позвоню твоей маме, скажу, что мы доехали, и что тебе понравилась квартира, – сказал папа, поцеловав меня в лоб, и поспешил ретироваться подальше от меня.

– Да уж, передай ей, что все это очень… мило, – произнесла я, пытаясь понять как это слово вяжется с ужасным розовым цветом вокруг меня.

Когда я говорила маме про то, что мне было плевать, какой будет моя комната, я злилась на все и всех. Мне было обидно, что моя жизнь, построенная в Питере, пусть и неидеальная, рушилась от одного, принятого за меня, решения. Но это не значило, что такое розовое безобразие можно было сотворить с моей комнатой.

Я оглядела белоснежную кровать, картину с ужасными белыми розами над ней, белый шкаф с узорами и лепниной, и поморщилась. Скинув на пол рюкзак, я села на помпезный пуфик перед туалетным столиком в стиле барокко в беловато-розовых тонах. Мои светлые длинные волосы рассыпались в полнейшем беспорядке по спине, отражая такой же хаос в моей голове. Вглядевшись в свое отражение, сейчас действительно напоминавшее эту несуразную Барби, я пыталась унять раздражение, возникшее, едва я переступила порог этого дома. Все не так уж плохо. Квартира больше всех тех, в которых мы жили до этого. Просторные комнаты, много света, много белого, золотого… и много розового, к которому мне никогда не привыкнуть. Я зажмурилась, чтобы убрать раздражающий фактор, и успокоиться.

Все хорошо. Мне должно быть безразлично, где жить и спать. Разве это важно, принимая в расчет, что сердце моей сестры остановилось два года назад, а мое продолжает спокойно и ровно биться и дальше