Рождественский спектакль - Донна Тартт

Салли представила лицо миссис Данкин, когда та откроет заднюю дверь кухни и увидит Джексона с ружьем, как вдруг почувствовала резкий укол ногтем в руку. Она раздраженно обернулась и увидела букву О — Кенни Придди, скрестившего два пальца.

— Салли заразная, а мне не страшна зараза! — пропел он противным насмешливым тоном.

Салли с отвращением заметила, какие у него грязные и длинные ногти. На мгновение ей захотелось сказать ему, что ей плевать на его “прививку”, но вместо этого просто отвернулась.

— Твоя мама здесь? — не унимался Кенни, наклоняясь ближе.

Салли промолчала.

— Эй, я с тобой разговариваю! — Он грубо схватил ее за руку. — Мама твоя пришла или как?

Салли взглянула на него: крысиное лицо, грязные волосы, неопрятная одежда. Он весь дрожал от возбуждения, как злобный мелкий песик. Людей вроде Кенни было принято жалеть, ведь он жил в трейлере, а денег у его семьи почти не было. Но Салли не понимала, как кто-то может его жалеть, даже сам Господь. Кенни издевался над животными и остался на второй год.

— Нет, — ответила Салли.

— Это потому что твоя мама тебя не любит! — самодовольно протянул Кенни. — Твоя мама — толстая пузатая жаба.

— Моя мама не пришла, потому что она в больнице, ей удаляют аппендикс, — соврала Салли. На самом деле ее мама была на вечеринке в загородном клубе.

— А моя мама здесь, — хвастливо заявил Кенни и указал на женщину, сидевшую в шестом или седьмом ряду. У нее были такие же близко посаженные глаза, как у Кенни, и такие же грязные, тусклые волосы.

В отличие от других матерей, которые нарядились, она выглядела неопрятно: в потертых джинсах с дырой на колене и футболке с логотипом мотосалона. Ее грудь под футболкой была плоской, как у мужчины. Никто с ней не разговаривал, даже безвкусно одетые матери. Она сидела, прижимая к себе сумку, как будто боялась, что кто-то ее украдет. Вдруг сумочка зашевелилась, и ошеломленная Салли поняла, что это вовсе не сумка, а маленький ребенок.

— Красивая у меня мама, правда? — Кенни говорил это искренне, отчего становилось не по себе. — Рядом с ней — мои братья, Дэррил и Уэйн. А малышка у нее на руках — моя сводная сестра. Ее зовут Мисти Дарлин.

Он все говорил и говорил что-то о новорожденной, но Салли уже не слушала. Миссис Данкин и другая женщина как раз наносили последние штрихи на костюм для буквы С — снега. Подходила очередь Салли.

— Я чуть не соскочил с этого дурацкого спектакля, — непринужденно продолжил Кенни. — Папа заезжал за мной на выходные, но мне не разрешают с ним видеться. Он живет в Френч-Кэмпе. А брат мой в исправительной школе в Френч-Кэмпе. Мой папа, — с гордостью добавил он, — недавно вышел из тюрьмы.

— Правда? — Салли в раздражении взглянула на него. Апостол Павел тоже сидел в тюрьме. — А что он натворил?

Кенни замялся, переминаясь с ноги на ногу.

— Что-то там с несовершеннолетними[1], — неохотно сказал он.

— Очень интересно, — отозвалась Салли. Она уже собиралась спросить, что это значит, как вдруг над ней нависли миссис Данкин и другая мама.

— Ты у нас Т — тесьма, — объявила миссис Данкин с таким видом, будто Салли не знала своей роли.

Покорно склонив голову, как лошадка, готовая к упряжке, Салли позволила повесить на себя табличку с буквой Т.

— А знаешь, почему ты Т? — закричал Кенни, пританцовывая от радости. — Потому что от тебя пахнет, как от туалета, вот поче...

— Замолчал, — резко осадила его миссис Данкин. — Через минуту и на тебе будет такая же табличка.

Было видно, что Кенни ей нравился не больше, чем Салли.

Другая мама, держа в руках кучу блестящих тесемок, обошла Салли, критически ее осматривая. Женщина взяла в руку прядь темных волос девочки, коротко остриженных на затылке.

— Не понимаю, почему на эту роль не взяли девочку с длинными волосами? — проворчала она. — Можно было бы вплести в них тесьму, если бы они были хоть немного длиннее.

— Салли, а зачем тебе вдруг захотелось коротко постричься? — мягко поинтересовалась миссис Данкин.

Щеки Салли вспыхнули.

— Мама не разрешает мне отращивать длинные волосы, пока я сама не научусь за ними ухаживать, — ответила она. — Она говорит, что длинные волосы у маленьких девочек — это вульгарно.

Миссис Данкин обменялась с другой женщиной неодобрительным взглядом, и Салли внезапно вспомнила: у Тэмми Данкин волосы были чуть ли не до пояса. Но ведь мама и вправду так говорила. К тому же короткие волосы — это знак того, что ты отрекаешься от мирских соблазнов.

Миссис Данкин кашлянула и, взяв в руки тонкую ленту золотистой тесьмы, стала неторопливо обвивать ее вокруг головы Салли.

— А твоя мама придет сегодня? — небрежно спросила она.

Тесьма уколола лоб Салли.

— Нет, мэм, — ответила она.

Миссис Данкин приподняла нарисованные брови, изображая неподдельное удивление.

— Ох, как жаль... И почему же?

— Она уехала из города, — проговорила Салли и почувствовала, как слезы подступают к горлу.

— Кэрол, по-твоему, это недостаточно празднично? — вмешалась другая женщина, выходя из-за спины Салли и окидывая ее взглядом, полным сомнений. — Она как будто нарядилась ангелом.

Наступила неловкая пауза, во время которой все безмолвно разглядывали Салли, а потом вдруг раздался высокий визгливый голос Кенни.

— Где мой костюм, где мой костюм? — закричал он, подпрыгивая на месте от нетерпения.

Миссис Данкин резко повернулась к нему и рявкнула.

— Ты можешь хоть минуту постоять спокойно?!

Но Кенни, казалось, ее не слышал.

— У меня есть омела! — запел он, держа над головой Салли веточку омелы, которую оторвал от своего костюма. — Видишь? Это значит, что мы должны поцеловаться, — объявил он, приближая к ней свое лицо.

На его губах размазалась ярко-красная полоса от рождественского пунша. Салли, едва сдерживая отвращение, отвернулась.

Рождественские буквы, шумные и нетерпеливые, ждали в коридоре у дверей столовой под неусыпным взором матерей. Они должны были выйти на сцену сразу после эльфов Санты. Салли уже слышала,