Событие в аду - Рюноскэ Акутагава

жизнь человеческая, сама по себе, кажется Рюноскэ пустой, бессодержательной и скучной. Интерес и значение она приобретает лишь постольку, поскольку может быть преображена в лаборатории чистого искусства, куда, по мнению Рюноскэ, и должен спасаться писатель. Впрочем, ему не чуждо и понимание всей призрачности и безысходности такого пути. Вот как говорит Рюноскэ о своем литературном двойнике в «Жизни одного глупца» («Аруахоо но иссёо»):

«В двадцать девять лет он уже не мог найти в человеческой жизни ничего светлого. Вольтер предоставил ему искусственные крылья. Расправив их, он легко вознесся в небо. Все радости и печали человеческой жизни, освещенные лучами разума, остались где-то внизу, под ногами. Бросая сверху на неприглядные городские улицы свои парадоксы и улыбки, он все выше и выше летел в небесном просторе прямо к солнцу, словно забыв о том древнем эллине, который погиб, упавши в море, когда солнце попалило его искусственные крылья»…

В 1921 году вышел новый сборник рассказов Рюноскэ «Ночные цветы» («Яраи-но-хана»), в котором, в числе прочих, были помещены рассказы «Вальдшнеп» («Ямасиги»), «Зоологический сад» («Дообуцуен»), «Осень» («Аки»), «Христос из Начкина» («Нанкин-но-Кристо») и др. В произведениях этого времени уже заметен разлад, происходящий в душе Рюноскэ. Сознание бесперспективности пути, уводящего от жизни в область «чистого искусства», начинает отражаться на тематике: писатель постепенно отходит от чистой фантастики и обращается к темам реалистическим.

В марте 1921 года Рюноскэ был командирован газетой «Токио-Ничи-ничи» в Китай и совершил поездку по Хэнаньской провинции, побывав в Шанхае, Ханькоу, Пекине и других городах. Впечатления от поездки вылились в форму записок путешественника, вышедших в свет в 1925 году под заглавием «Записки о путешествии по Китаю» («Сина-юуки»).

В Китай Рюноскэ поехал полубольным, не оправившись от гриппа, в Шанхае заболел. сухим плевритом и три недели пролежал в больнице. По возвращении в Токио Рюноскэ чувствовал постоянное недомогание, усугублявшееся припадками неврастении, и осложненное появившимися впоследствии новыми физическими недугами. Однако, Рюноскэ не прекращал литературной работы. В 1923 году вышел сборник его рассказов «Весеннее платье» («Сюмпуку»), в котором были помещены «Праведная кончина» («Оодзёо змаки»), «Улыбка богов» («Ками-гами но бисёо»), «В зарослях» («Ябу но нака») и другие рассказы.

Болезни, пережитое в сентябре 1923 года страшное землетрясение, смерть нескольких близких людей, семейные неудачи – все это способствовало усилению мрачных настроений Рюноскэ и обостряло его неврастению. Рюноскэ страдал от бессонницы и вынужден был постоянно прибегать к вероналу. Так, в 1926 году он писал своему другу: «Бессонница не проходит, мучаюсь уже два месяца. Две ночи не сплю, на третью засыпаю от изнеможения, на четвертую опять не могу сомкнуть глаз». К бессоннице присоединилась, наконец, мания преследования. Произведения последних лет жизни говорят о сильных нравственных и физических страданиях писателя и свидетельствуют о прогрессирующем душевном распаде и об отчаянных поисках выхода из него. Любопытно отметить его попытки, именно в эту пору, ближе подойти к пониманию христианства, которым Рюноскэ интересовался и раньше, но исключительно только с точки зрения утилитарно-писательской. Столкновение идей христианских с особенностями национального мышления дало Рюноскэ целый ряд острых тем для рассказов «Еретик» («Дзясюумон»), «Улыбка богов», «Дневник воздаяний за добро» («Хоронки»), «Смерть христианина» («Хоокёонин но си»), «Человек с Запада» («Сэйхоо но хито») и др. Но на пути обращения к вере Христовой лежала непроходимая пропасть: душевная опустошенность, упорная нигилистическая настроенность и непомерная гордыня ума, толкавшие Рюноскэ даже на бунт против Бога. «Все окружающее противно. Противен я сам себе. Как мучительно жить и смотреть на все это. Но человек вынуждается жить так, как есть. Если все считать за дело рук Бога, то это дело представляется какой-то злой насмешкой… Иногда приходит мысль: да стоит ли продолжать существование, когда все так устроено. Начинаешь даже думать, что лучше покончить с существованием, чтобы этим отомстить Богу», – пишет Рюноскэ своему другу Кёо Цунэкоо в феврале 1925 года.

О страшной драме, переживавшейся мятущейся душой, не находящей никакой опоры в жизни, ярко свидетельствуют произведения, написанные Рюноскэ в 1927 году: «Диалог во тьме» («Анчуу мондоо»), «Зубчатое колесо» («Хагурума») и «Жизнь одного глупца». В них раскрывается трагедия человека, осознавшего до конца, что нигилистическое отношение к жизни и бегство от нее в мир «чистого искусства», по существу оказавшийся миром пустых фантасмагорий, завели в тупик, выхода из которого нет.

24 июля 1927 года Рюноскэ Акутагава покончил счеты с этой «бессмысленной, мерзкой, скучной человеческой жизнью», приняв сильную дозу веронала.

После Р. Акутагава осталось богатое литературное наследство, состоящее более чем из двухсот отдельных произведений. Эти произведения создали в истории японской литературы целую эпоху, получившую название литературной эры Тайсёо.

М. П. Григорьев

Событие в аду

1

– Нет, таких персон, как сиятельный князь Хорикава, не бывало еще на свете, да навряд ли когда и будут. Говорили, будто перед тем, как им родиться, матушке-княгине сонное видение было: явился им будто сам бог Дайтоку-Мёо-Оо [Один из пяти богов-хранителей буддийского культа; изображается шестиликим, шестиркуким, восседающим на белом быке с мечом, копьем, колесом и жезлом в руках. – Здесь и далее примеч. переводчика] и стал у ихнего изголовья. Так что, изволите видеть, уже по самому рожденью своему князь отличались от обыкновенных смертных. Да и все дела у них такие были, что нашему уму никак вместить невозможно. Взять к слову хотя бы имение князей Хорикава. Посмотреть только: этакой размах, этакое величие! Ширь! Раздолье! Уж не знаю, как и выразить: есть что-то смелое такое, дерзновенное, для нас— простых смертных – уму непостижимое. А вот находятся же охотники языком почесать: ставят князя за норов ихний да за дела на одну доску с императорами Ши и Ян [Легендарные императоры Китая]. Это, как говорится в пословице: взялись слепые о слоне судить, руками без толку водить. А у князя и в мыслях того не было, чтобы самим лишь во славе жить да в роскоши. Широкая натура были: о самом маленьком человечке, бывало, не забудут, позаботятся, и даже удовольствия, надо сказать, тогда лишь признавали, когда со всеми вместе им предаваться могли.

Оттого, наверное, и выходили князь здравыми и невредимыми из таких историй, как, скажем, встреча с ночной процессией чертей в Большом Дворце, что на втором проспекте. Да повстречайся князю хоть привидение самого левого министра Тоору [В лестнице государственных чинов в старой Японии после первого министра – «дадзео дайдзин» – следовали правый и левый министры – «удайдзин» и «содайдзин»], что появлялось, говорят, по ночам в знаменитом дворце Кавараин на третьем восточном проспекте, – в том самом,