Дураки все - Ричард Руссо

– Он за вас беспокоится.

– Почему?

– Потому что я за вас беспокоюсь.

– Почему?

– Шеф, – произнесла Кэрис так, будто ответ очевиден и произносить его нету смысла.

Голова у Реймера разболелась сильнее. Вероятно, из-за падения, но, может, и нет. От разговоров с Кэрис у него часто болела голова.

– Ну сами представьте, ладно?

– Пожалуйста, – взмолился Реймер. Кэрис вечно просила его представить то или это – как правило, жуткую гадость. Например, как засунуть кошку в мешок или еще какой-нибудь корейский фокус. – Пожалуйста, не надо.

– Представьте, что вы в огромном зале и с вами еще десять тысяч человек.

– Вообще-то я в крохотной комнатенке и совершенно один.

– И самый главный говорит: “Окей, поднимите руку. Кто хлопнулся в обморок на похоронах…”

– Хватит, пожалуйста.

Разумеется, она не послушалась. Кэрис отчего-то считала, что живое воображение – истинный путь к пониманию.

– Хлопнулся в обморок, – повторила она, – прямо в разверстую могилу.

– Отставить, – сказал Реймер. – Это приказ.

– И руку подняли бы только вы, – не унималась Кэрис. – Вот и всё, что я хотела сказать.

– Кэрис.

– Если угодно, пусть будет сотня тысяч человек. Миллион. Всё равно руку подняли бы только вы.

– Вообще-то и я бы не поднял, – ответил Реймер, неохотно подхватывая аллегорию Кэрис. – С чего бы мне признаваться в таком при десяти тысячах человек?

– А вы представьте, что если соврете, вас казнят на электрическом стуле.

– У меня есть идея получше. Представьте, что вы моя подчиненная и обязаны делать, что я говорю. Передайте Джерому, что мне совершенно не интересен очередной его дурацкий прикол. И еще напомните ему, что работает он не в Бате.

– Я-то передам, но вы же знаете Джерома.

– Знаю. И его сестру. Два сапога пара. – В их случае эта метафора более чем уместна, учитывая, что Джером и Кэрис двойняшки. – Скажите Миллеру, чтобы заехал за мной в больницу.

– Он занят на фабрике. Где ваша машина?

– На кладбище. Гас не позволил мне сесть за руль.

– Тогда я позвоню Джерому. Он согласится.

– Ни в коем случае, – отрезал Реймер. – Не надо звонить Джерому. Клянусь богом, если он приедет сюда, я его пристрелю на месте.

– И останетесь вообще без друзей. Сейчас у вас только он да я, а я не стану дольше с вами дружить, если вы пристрелите моего брата, это как-то не по-людски.

– Больше, – поправил Реймер. – “Не стану больше с вами дружить”.

– Опять вы начинаете. Смеетесь над тем, как я говорю. Ничего, я и это внесу в список.

Кэрис утверждала, будто бы составляет список всего того дерьма, с которым ей по милости Реймера приходится иметь дело на рабочем месте. В списке значились несколько категорий неподобающего отношения – по мнению Реймера, частично совпадающих друг с другом: поступки незаконные, аморальные, дающие основания для судебного преследования, оскорбительные, шовинистические и откровенно неправильные. Список Кэрис ему не показывала, но утверждала, что тот довольно обширный и все время растет.

– Вы даже не представляете, как у меня болит голова.

– Вас поэтому и забрали в больницу. Чтобы обследовать. Почему бы вам не остаться там? А Джером со всем разберется.

– Вы имеете в виду, Миллер. Миллер со всем разберется. Мы платим жалованье Миллеру, не Джерому.

– Шеф, мы оба знаем, что Миллер неспособен разобраться ни с чем. Кто бы ему ни платил.

– Плевать, – ответил Реймер. – Пошлите за мной кого-нибудь. Кого угодно, кроме вашего брата, окей? И проследите, чтобы этот человек, кто бы он ни был, захватил у меня из стола ультра-тайленол. И диетическую колу. Приезжайте сами, если иначе нельзя.

– А, поняла. Это проверка, да? На прошлой неделе вы дали мне нагоняй за то, что я отошла от коммутатора пописать, и теперь решили проверить, усвоила ли я урок.

– До свидания, Кэрис. Через пять минут я буду на лавке возле больницы. У главного входа, не у травмпункта. И очень рассчитываю, что за мной приедут.

Реймер сполз со смотрового стола – голова уже раскалывалась – и, пошатываясь, направился к кондиционеру, на котором лежала его одежда. Трусы, что неудивительно, были не только мокрые от пота, но и очень, очень холодные. Реймер буквально слышал, как Кэрис говорит: “Представьте, каково будет их надеть. Как купальные плавки, противные, ледяные… на причинное место”. Реймер закрыл глаза и натянул трусы. Кэрис была права, именно так это и оказалось.

Не успел он осесть на скамью у главного входа в больницу, как подъехал вишневый “мустанг” – кабриолет Джерома и остановился так резко, что взвизгнули тормоза и задрожали рессоры. За рулем, разумеется, был не кто иной, как Джером. “Мустанг” он не доверил бы никому, даже Кэрис, – она, в общем, и не претендовала, но в принципе не любила, чтобы ей говорили, что можно, а чего нельзя. И объяснение брата – что эта машина прославилась благодаря фильму “Голдфингер”, там на ней ездила та белокурая цыпочка, пока Одджоб своим волшебным котелком не снес ей башку, – разозлило ее еще больше, потому что это не столько объяснение, сколько описание; так говорят, когда хотят убедиться, что вы имеете в виду одну и ту же машину. Реймер, признаться, тоже не понимал логики Джерома. Тот говорил: “Вдруг ее разобьют, не хочу рисковать”, но Реймер подозревал, что Джерому просто-напросто не хочется заново регулировать сиденье. Джером высоченный – шесть футов шесть дюймов[12] – и длинноногий. Другому водителю, чтобы достать до педалей, придется двигать сиденье, то есть потом Джерому придется заново регулировать его под себя, а вдруг не получится отыскать прежнее положение – так, чтобы колени были чуть согнуты, а руки удобно лежали на руле? Схожим образом Джером привередничал и во всем прочем. Домой к себе он тоже никого особо не приглашал. И вовсе не потому, что не любил общаться. Общение он обожал, но ведь гости вечно всё хватают и потом ставят куда попало. Но больше всего его раздражало, что они ходят в его туалет. “Ничего не могу с собой поделать, – пояснял он. – Не люблю, чтобы другие испражнялись там же, где я”. Кэрис называла эту его брезгливость “обсессивно-компульсивным расстройством” и уверяла, что брат и в детстве был такой же.

Но его отношение к “мустангу” превосходило все диагнозы. Джером не любил, даже если кто-то занимал пассажирское сиденье, хотя для хорошеньких женщин охотно делал исключение. А поскольку Реймер к ним не относился, он поневоле заподозрил, что Кэрис выкрутила брату руку,