Журавль среди волков - Джун Хёр

женщины. Материал показывает их положение в обществе. Золото, серебро и нефрит положены только элите, а простой народ обходится шпильками из дерева, костей и рогов животных.

– Это символ… – прошептала я, пытаясь уловить ускользавшую от меня мысль.

– Ты о чём?

– Есть определённые правила касательно того, что мы можем носить. Почти каждая деталь отражает наш статус, от заколок до завязок на шляпе.

Я прижала ладонь к горлу. От приятного волнения перехватило дыхание.

– Аристократы украшают завязки бусинами, а военные чиновники…

Воспоминание было ярким и чётким. Я словно очутилась на том обрыве, под которым лежало тело Хёкчжина. На стражниках были военные шляпы, на которых петлёй висел шнурок с восковыми бусинами. Красная, жёлтая, красная, жёлтая, красная, жёлтая…

– Красная и жёлтая, – прошептала я. – Бусины того же цвета, что сжимал в руке убитый.

– Как чудно, – пробормотала Юль. – Ты выглядишь в точности, как дядя Вонсик, когда его посещает озарение.

Я ничего не ответила и выбежала из комнаты. Всё государство лежало у меня на ладони под стеклянным куполом, и я зачарованно разглядывала детали. Чёрное дерево женской шпильки, фиолетовое пятно на мужском халате, пыль на коленях деда. И вот они – бусины. Красные и жёлтые, одна за другой, покачиваются на шнурке шляпы. Два следователя сидят за столом, наливают себе по очередной пиале вина. И это вовсе не дворцовые стражники.

На землю легла крупная тень, и я сразу догадалась, кто стоит у меня за спиной.

– Восковая бусина… – прошептала я, дрожа от волнения. – Безымянный Цветок – военный чиновник.

– И не только, – сказал Вонсик. – Вспомни свой разговор с вдовой погибшего слуги.

– Получеловек, полуволк. Последние слова её мужа…

Тут я наконец поняла, что они означают. У большинства военных чиновников шляпы обычные, но у дворцовой стражи сверху украшены двумя вертикальными перьями, торчащими, как звериные уши. Перепуганный раненый человек вполне мог принять человека в такой шляпе за волка.

– Безымянный Цветок – один из придворных стражников, – уверенно произнесла я.

– Или желает им притвориться, – уточнил Вонсик и сцепил руки за спиной. – Ну как, юная госпожа Исыль? Каково найти ответ самой?

Я опустила взгляд на бусину на ладони и ответила, едва дыша от возбуждения:

– Головокружительно.

Вонсик улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки, а затем он и вовсе расхохотался от удовольствия. Не успела я оглянуться, как мы уже смеялись вместе, и в этот краткий миг мне искренне верилось, что всё закончится хорошо.

18

Тэхён

Снаружи доносился смех Иcыль, звонкий и чарующий. Тэхён невольно заслушался, охваченный внезапным любопытством.

– Ваше высочество?

Тэхён расправил плечи и посмотрел на юного артиста.

– Мин Хёкчжин тебе доверял. Даже, говорят, придумал ласковое прозвище.

– Тэчжи, – нервно усмехнулся Ёнхо. – Уж не знаю, насколько оно приятное…

– Он часто упоминал твой благородный дух. Почему?

Взгляд юноши просиял, как у восторженного ребёнка.

– Если ты способен отличить добро от зла, невозможно принять положение вещей таким, какое оно есть.

– Различать добро и зло способны все, но жадность заволакивает глаза многих, превращая людей в волков, забывших моральные ценности, – проворчал Тэхён.

В его памяти отозвались слова, которые ван прошептал ему на ухо: «Ты тоже волк. Такой же, как и я». Он налил себе ещё рисового вина и сразу опустошил пиалу.

– Хёкчжин обращался к тебе за помощью в одном личном деле. Помнишь о таком?

– Конечно. Он просил помочь им с Юль переносить ящики.

– Тебе известно, что в них лежало?

Ёнхо вытер ладони о халат.

– Слышал то и сё, пока им помогал.

Тэхён внимательно изучил придворного шута, прикидывая, сколько тому известно об их планах, об оружии.

– Хёкчжин рассказывал мне о представлениях. Твоя труппа не боится критиковать правителя?

– Я же артист. Такая у нас работа. Мы рискуем жизнью, чтобы развлекать народ.

– Насколько мне известно, тебя приняли в труппу около года назад.

– Меня редко допускают к представлениям. Я люблю импровизировать, усложнять сюжет… Мне столько всего хочется рассказать! – Ёнхо и впрямь говорил много и быстро, на южном диалекте провинции Чолладо, так что Тэхён иногда с трудом его понимал. – Поэтому я стараюсь находить для них интересные истории. Истории могут прокормить артистов. И нередко чиновники платили мне за то, чтобы я распространял слухи…

– А чем ты занимался до труппы?

– Два года назад ван понизил моего отца в чине, лишил титула и богатства. Говорят, тогда многих постигла та же судьба.

– Всё так.

– Моя семья обеднела. Мама стала работать служанкой, чтобы нас прокормить. Всего год спустя и она, и мой отец погибли из-за эпидемии чумы. Я бежал из дома ни с чем. Бродячие артисты взяли меня под своё крыло из жалости.

– Очень мило с их стороны, – сухо произнёс Тэхён.

– Возможно, поэтому я сочувствую Исыль, – пробормотал Ёнхо, и Тэхён встрепенулся. – Она тоже совсем одна, как и я, и пускай со стороны кажется, будто Исыль ничего не боится, когда мы с ней встретились, я сразу подумал: никогда не видел более одинокой девушки.

Тэхён скрестил руки на груди. Он сомневался, стоит ли включать в свои планы юношу с очевидной симпатией к Исыль, но в то же время нуждался в союзнике, который может зажечь сердце народа, поднять волнения и убедить массы пойти против воли небес. Лишь тогда маятник войны качнётся в их сторону.

– Ты упоминал, что чиновники платили тебе за распространение слухов. О каких слухах речь?

– Что за жестокой политикой вана стоит его наложница Чан Ноксу, – ответил Ёнхо, учтиво наполняя пиалу Тэхёна прежде своей. – Они хотели снять вину с правителя, поскольку тогда ходили слухи о восстании, которое якобы планировал Ли Чангон вместе с другими изгнанными чиновниками. Обычно я бы не стал выгораживать вана, но в этом случае твёрдо убежден: Чан Ноксу завладела его волей с помощью чёрной магии…

– Так ты надеешься, что Ли Чангон совершит переворот?

– Если не он, то кто-то другой.

– Ты в этом уверен?

– Что ж, это неизбежно, не так ли, ваше высочество?

Тут Ёнхо зажал рот ладонью и поспешно добавил:

– Есть у меня дурная привычка говорить всё, что приходит на ум.

– Я здесь не для того, чтобы в чём-то тебя уличить, – заверил его Тэхён и достал мешочек монет. – Распространи для меня слухи.

Ёнхо схватил мешочек и заглянул внутрь. Глаза у него округлились, и он снова поднял взгляд.

– Какие?

Свет фонаря проникал в комнату через решётчатый деревянный экран, рисуя на полу золотые квадраты.

– Историю госпожи Сынпхён. Трагический рассказ о том, почему она совершила самоубийство, – прошептал Тэхён. – Твоя задача