Поединок - Александр Борисович Царинский

Козырев говорил, а Мельников смотрел ему прямо в глаза. Маркина не топил, а дал, со своей точки зрения, объективную оценку его действиям. А ведь тот при девушке обидел Козырева. И Александр Васильевич решил задать прямой вопрос:

— Вы хорошо помните фигуру преступника в плащ-накидке?

— Тот гад каждую ночь мне снится, — посуровел Козырев.

— Не угадывался ли под тем плащом Маркин? Но об этом...

На лице Козырева отобразился немой испуг.

— Вы думаете?.. Нет, нет, товарищ капитан! То был, наверное, не Семен. Фигурой он, правда, такой же большой, но откуда ему там появиться? Фу... Вы меня просто ошарашили.

Козырев ушел, а Мельников снова задумался. Неужели ошибаюсь? И тут чуть не столкнулся с Маркиным. Семен был в штатском коричневом пальто, на туфлях галоши. Сухо поздоровались. Мельников прошел дальше и оглянулся. Согнувшись над лужицей, Маркин мыл галоши. Как ими хоть на минуту завладеть?

Мысль сработала со скоростью электронной счетной машины. Быстро вошел в Дом офицеров. Сразу к телефону. Люся, к счастью, была уже дома. Болтал с нею, а сам следил за вошедшим в вестибюль Маркиным.

Семен снял пальто, получил номерок и направился к лестнице. Видимо, шел на репетицию хореографического кружка.

— Эй, молодой человек! Куда в галошах да шапке поперся? — грубовато остановила его гардеробщица.

Маркин конфузливо остановился. Вернулся.

— Извините. По рассеянности.

— Бывает, — ответила гардеробщица и отнесла Семеновы галоши и шапку в угол, где висело его пальто.

Мельников волновался. Продолжал говорить с женой, а сам открыл ящичек стола. На радость, там оказалась сложенная старая афиша. Сунул ее под шинель.

Галоши Маркина он опознал сразу. На их ярко-красных подкладках было крупно выведено: «СОМ». Галоши почти новые.

Мельников присел на корточки и быстро сделал на афише отпечатки от сырых еще галош. Соврав тете Клаше, дескать, забыл, что должен прийти приятель, вышел на улицу. Вскоре он был в своем кабинете.

Свежие отпечатки от галош просохли и сделались еле-еле видными, но, вглядевшись, можно было главное разобрать. Мельников сравнил их со «слепками» галош убийцы: явно не те! Те тупоносые, эти с острым носом. Размерами совпадали. Неужели Волков прав? Убийца не Маркин!

18

Ниточка

В декабре дни коротки. Александр Васильевич ничего существенного не успел сделать, а солнце прошло уже над стоянками, пересекло взлетно-посадочную полосу и, прижавшись к земле, окрасило вдали небо малиновым закатом. На аэродроме рев турбин поутих, разом с сумерками подкрадывался к оттаявшей земле морозец. Мельников с аэродрома шел пешком. Чернели пятна проталин, земля на них покоробилась. Звонче захрустел под ногами затянувший лужицы ледок, где-то в последний раз взревел двигатель и стал затихать, переходя в свистящий шепот.

Потепление продержалось почти три дня. Началось в воскресенье и вот угасало вместе с угасающим вторником. Но Мельников тепла не ощутил. Все его мысли были подчинены одному: распутать туго затянутые узлы первого серьезного дела. Задачка явно не сходилась с ответом. Водитель рейсового автобуса, который курсировал вечером восемнадцатого декабря, возил людей «разных и много». В лицо никого не помнил. Не видела Маркина в столовой и повариха тетя Даша. Ничего утешительного не сообщила и дежурная по Дому офицеров. Она, правда, отлучилась, но ненадолго. Звонили по всяким вопросам. Больше интересовались, какой идет фильм? А чтоб кого-то позвать?..

Словом, напрашивался вывод, что Маркин изворачивался.

Подполковник Волков сидел в своем кабинете и какой уже раз перечитывал запись предсмертного сообщения покойного Яковлева. Он менял интонацию, вдумывался в каждое слово, мысленно представлял, как его произносил солдат. Рядом на столе лежали протоколы показаний свидетелей. Вошел Мельников.

— Чем обрадуешь, Александр Васильевич?

— Радовать нечем, товарищ подполковник!

Волков устало посмотрел в глаза подчиненного:

— Ну что ж, докладывай, в чем беда?

— Беды никакой. Жаль убитого времени. Маркин плут. Весь его оправдательный рассказ — «от» и «до» вымысел.

— Факты?

— Отсутствие свидетелей. Все, на кого ссылался Маркин, нигде его не видели. Следы здорово замаскировал.

Волков встал, прошелся по кабинету.

— Следы, говоришь? Послушай, быль одну расскажу. Это случилось в войну. Как-то мы раскрыли диверсанта. Покрышки на учебных самолетах резал. Мы завершили уже дело, как однажды к нам обратился старшина одного из учебных отрядов: «Товарищи чекисты, помогли бы заодно и у нас негодяя выловить». Оказалось вот что. В казарме появился воришка. Точнее — обжора. Повадился втихаря шнырять по тумбочкам, где курсанты оставляли дополнительный стартовый завтрак: хлеб с маслом и сахаром. Я стал отнекиваться, а мой коллега улыбнулся и вот что посоветовал: мелко-мелко настрогать грифель химического карандаша и этим порошком посыпать хлеб. Потом намазать на него масла, а сверху прикрыть слоем сахара. Несколько пайков испортил тот курсант, у кого чаще завтрак пропадал. И все же клюнул воришка. И поймался. Как только меченый хлеб пропал, старшина выстроил всех курсантов и стал проверять языки. У воришки он оказался синим. Вот так, Александр Васильевич! Наверное, стоило и Маркину ну, если не язык, то обувь броскими химикалиями намазать. Следы оставлял бы.

Мельников густо покраснел, а Волков с чувством продолжил:

— Когда преступник оставляет следы да еще есть свидетели, разобраться в расследуемом деле не тяжело. Хуже, когда — все концы в воду.

— Значит, вы считаете, что расследование я провожу предвзято? — с обидой в голосе прервал Мельников.

— Считаю, что наша задача правильно разобраться и без явно видимых следов. Судьба любого подозреваемого сугубо на нашей совести.

Мельников жадно курил. Сплющил о пепельницу окурок.

— Допустим. В чем моя ошибка?

— Об ошибках пока не будем. Надо искать, искать...

— А что с Маркиным? Вы же твердо сказали свое нет!

Волков с лукавинкой взглянул на рассерженного коллегу.

— Хорошо. Прекратим пока о Маркине. Хотелось бы, Александр Васильевич, чтобы ты сейчас прочитал мне запись последнего разговора с Яковлевым с его интонацией.

Мельников взял протянутый листок. Словно из небытия зазвучал голос покойного. Торопливая взволнованность, сумбурный набор слов:

— Товарищ капитан! Вас беспокоит рядовой Яковлев. Помните, наверное, такого? Понимаете... Понимаете... Меня...

Копируя покойного, Мельников продолжал:

— Один такой плотный, широкомордый. А второго знаю. Я его в Доме офицеров... Минуточку. Это Марк... А-а!..

Волков внезапно соскочил с кресла.

— Александр Васильевич, прочитай последние слова еще раз.

Мельников прочитал. Волков ходил по кабинету. Откуда родилось слово «минуточку»?