Людоед - Александр Юрьевич Сегень

Далее вся серия рассказывала о Борисе Захаровиче Шумяцком, который ночей не досыпал, стараясь превратить советский кинематограф в такой же могущественный, как американский.

— Если у американцев есть большая американская мечта — сделаться большим человеком, много зарабатывать и жить так, чтобы не стыдно посмотреть в глаза своим близким, то у Шумяцкого была большая голливудская мечта. И называлась она — «Советский Голливуд».

Шагалова и Белецкий буквально воспели Бориса Захаровича, представив его человеком кристальной честности, вдохновенным и пламенным, всем сердцем влюбленным в кинематограф. И конечно же:

— Я ненавидел таких. Я боялся, что кого-то вдруг станут воспевать больше, чем меня, что кому-то, кроме меня, начнут ставить памятники. Борис Шумяцкий раздражал меня своей неустанной деятельностью. Рано или поздно это раздражение должно было вылиться в гнев, а сам раздражитель — погибнуть: нет человека — нет проблемы. Но мне хотелось сделать из Шумяцкого особо вкусное блюдо, протомить как следует и лишь потом сожрать. Как ни крути, а с поставленной задачей создания такого кино, какое нравится мне, нарком кинематографии справлялся идеально. Но настало время, и кровавая петля террора обвилась вокруг шеи Бориса Захаровича.

Далее шел рассказ о том, как Шумяцкий пытался осуществить грандиозную мечту — построить в Крыму наш советский Голливуд. Здесь Белецкий проявил свойственную ему смекалку, заказал компьютерщикам проект советского Голливуда, и те расстарались, на экране поражали воображение придуманные макеты зданий, съемочных площадок, дворцов, жилых комплексов, площадей, фонтанов, развлекательных парков и всего такого мыслимого и немыслимого.

— Как должен был называться наш советский Голливуд? — задавался вопросом ведущий фильма. — Быть может, Большевуд? Или просто Киноград? Как назывался бы наш советский Диснейленд? Об этом можно сколько угодно гадать, но великая мечта Бориса Шумяцкого осталась неосуществленной. Я наступил на нее своей ногой и раздавил.

Серия рассказывала о том, как все ополчились на Шумяцкого за то, что он требовал огромных вложений в создание Кинограда, и с началом террора судьба великого киномечтателя стала предопределена. Его арестовали по чудовищно ложным обвинениям, страшнейшими пытками вынудили дать на себя показания, что он являлся шпионом десяти иностранных разведок, а потом расстреляли без суда и следствия на Бутовском полигоне. Вместе с ним оказались оклеветаны и уничтожены тысячи советских кинематографистов.

— Уничтожать людей с мировыми именами я не решился, — сделал оговорку Белецкий в роли Сталина. — Но люди из мира кино — операторы, ассистенты режиссеров, осветители, бутафоры, звукооператоры, гримеры, артисты эпизодических ролей и прочие незаметные и скромные труженики кино арестовывались в тридцатых годах ежедневно. Я разрешил палачам творить расправу, садисты в подвалах Лубянки наслаждались страданиями людей, а итог один — длинная канава на Бутовском полигоне, выстрел в затылок и — забвение.

Эта серия получилась особенно хлесткой, ударной. Кровавый Людоед, доселе таивший свои чудовищные планы, вышел на большую охоту, упивался горем народа, попавшего в ловушку. А вместо вдохновенного Шумяцкого, безумно влюбленного в кино, новым наркомом кинематографа назначили такого же палача и садиста, как сам Сталин, — сотрудника органов Дукельского.

Вкус человечины

— Мне постоянно не по себе, Рыжая, — признался Белецкий в конце октября, когда они закончили работу над девятой серией, которая называлась «Идет война народная». — Ты уверена, что мы все делаем правильно?

— Если честно, Гамлет, ты меня уже достал со своими терзаниями, — рассердилась Шагалова. — Прими на вооружение тактику нашего Людоеда. Он говорил сам себе: «Наше дело правое, мы победим», — и не метался в сомнениях, а делал свое дело. За что я его глубоко уважаю. Он делал свое дело, а мы — свое. Его цель была коммунизм, и наша цель коммунизм, только в отдельно взятой паре, состоящей из женщины и мужчины. Что не ясно?

— В том-то и дело, что паре, но не супружеской, — усмехнулся Назар.

— Можно называть нас тандемом, если хочешь.

— На параплане.

— Что на параплане?

— У меня такое чувство, что у нас тандем на параплане. Ты летишь, а я сижу у тебя на спине. И сойти с твоей спины — значит погибнуть.

— Так ты и не сходи, будешь жив.

В этой серии, согласно сценарию Регины, война народная началась не 22 июня 1941 года, а после убийства Кирова, когда Сталин развернул по всей стране террор. Он пожирал народы СССР на протяжении пяти лет перед войной, а потом пришли немцы и истребляли народы СССР еще четыре года. Невольно приходила мысль, что у Сталина с Гитлером был чудовищный по своей бесчеловечности сговор по уничтожению как можно большего числа русских и немцев, а заодно с ними и множества других народов Европы и Азии. В кинематографе не случайно появилась зловещая фигура Дукельского, олицетворяющая собой тупость и жестокость людоедского сталинского режима.

— Нет, конечно, человечину как таковую я не ел, — говорил Белецкий в образе Сталина. — Но когда по моему приказу умертвляли Троцкого, Бухарина, Каменева, Зиновьева, Тухачевского и остальных многочисленных умников, считавших себя настоящими творцами революции, я чувствовал, как их энергия переселяется в меня. А это куда лучше, чем есть человечину в буквальном смысле. И вкус человечины ощущаешь гораздо ярче.

Именно в эти годы террора появилась зловещая фигура Дукельского, который на посту наркома кино постоянно требовал кровавых жертвоприношений и их совершал. Во всех отраслях жизни, как говорилось в этой серии, Сталин поставил кровавых палачей, и кинематограф не стал исключением. Шел подробный рассказ о Дукельском, как он составлял списки людей, коих следует казнить, а Сталин лишь потирал руки, что не он требует жертв, а ему приносят списки на подпись. И в каждом списке трепетал огонь пожираемых душ, а энергия убитых переселялась в Людоеда.

— Но я был не просто людоед, я был антропофаг наивысшего разряда, — говорил Белецкий–Сталин. — Слово «антропофаг» означает «пожиратель людей», а я был популофаг — пожиратель народов, что, согласитесь, гораздо выше.

Дальше после антиукраинской и антисемитской зазвучала антипольская тема — шло повествование о трагической судьбе прекрасной Польши, растерзанной с двух сторон немецким орлом и советским медведем. Ни в чем не повинная страна, получив сокрушительный удар от Гитлера на западе, не могла сопротивляться натиску Красной армии с востока. А когда ее огромные территории Сталин незаконно присоединил к СССР, он послал туда отряды кинематографистов, чтобы они засняли радость народов, живущих на присоединенных землях, и те охотно ринулись исполнять приказ Людоеда.