Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

class="p1">Я съездила домой, поужинала, собралась. Лиза с мужем уже ждали меня на остановке. Было весело и немного тревожно. Не как в мичуринских садах с Ларисой и Скворцовым. Там я была на своем нормальном привычном месте. А сегодня – будто бы мы делаем что-то беззаконное. Шальное. Возбуждающее, наконец. Мы шутили, смеялись. Я старалась не помнить о размолвке с Ларисой и не слушать внутренний голос: «Ты куда идешь? Ты этого хотела?»

Миновали рынок. В круглосуточном магазине купили две бутылки дешевого вина и пластиковые стаканчики (утром обнаружилось, что следы вина не отмываются от пластика. А мы это внутрь пили. Ужас, короче!).

«Все правильно, – убеждала я себя, – я никогда не была на „вечеринке“, тем более в мебельном салоне. Все правильно!»

Правда, слово «салон» в моем понимании плохо сочеталось с местом, куда мы в итоге попали. «Ангар» или «сарай» монтировались куда лучше. Внутри нас встретили Дима и Антон. Я сразу почувствовала раздражение. Оба уже накатили, плоско и пошло шутили, смеялись невпопад. Мне налили вина, но я не притронулась.

Дальше пили и пели.

Раздражение не проходило. Я все же отхлебнула из своего стаканчика. Бурда имела вкус бурды, но содержала алкоголь. Отхлебнула еще: пусть мне будет плохо, но утром, а не сейчас.

Уйти, пока еще ходит автобус? Дима, похоже, заметил мои намерения:

– Пойдем покажу что-то.

Он увел меня в подсобку и вдруг сделался таким, каким был на «веревке», на Ларисином новоселье. Было темно. Светился только экран ноутбука.

– Я тут сублимировал. – Дима подтолкнул меня к креслу. – Прочитаешь?

Я устроилась в кресле и щелкнула мышкой. Читать – это по мне. Тут я в своей тарелке. Все на факультете знают, что я «пишу». К кому, если не ко мне, и обращаться по литературным вопросам?

Я читала. А он сидел на корточках и смотрел, как собака. Хорошая собака, бассет-хаунд.

– Хорошо, – сказала я не вполне искренне, – только тут штампы…

– Да знаю! Потом исправлю!

Исправить это, по-моему, было нереально. Постапокалипсис на марше. Люди и не очень люди. Стимпанк. Мы целовались, а в окно бились крупные, похожие на мотыльков, хлопья снега. Снег запорошил все вокруг. И тек по касательной. И темнота. В соседней комнате пели мимо нот:

Мы с тобой не бомбили Камбоджу, Не ходили по джунглям Вьетнама. Мы друг к другу расплавленной кожей…

Нет, не знаю, насколько расплавленной… Его пальцы под моей кофтой были прохладными. Кожаными. Я ощущала себя здорово пьяной. Не от вина – я и выпила-то всего два глотка – от мира. От безудержной эгоистки Ларисы. От Яши, променявшего меня на даже не знаю кого.

И когда мы любили друг друга… Когда мы любили друг друга… Когда мы любили друг друга… Забывала я о том, что ты такая сука…[40]

– Привет, – сказал Дима, когда поцелуй закончился. А глаза у него карие, оказывается.

– Привет, – ответила я.

За стеной запели «Мусорный ветер».

– О, это по-нашему, пойдем к ним!

– Подожди. – Я снова поцеловала его, собрала вместе его и свои волосы, намотала на палец. И аккуратно отрезала канцелярским ножом.

– Теперь ты мой.

– Э-э… – Дима задергался. – Помнишь, я – инкубуc, у меня сердце ледяное.

– А я ведьма.

Дальше не помню. Или помню не все. И не подряд. Помню, стояли на темном крыльце и в мире не было никого, только мы. Тогда… мы стояли, и Лиза смотрела на нас, привалившись к косяку. И все равно мы были одни. Вот так, одни на всем белом от снега свете.

«Стоп, а как же Лариса? Злится? Забыла? Спит со своим Доком?»

К Лизе подошел муж, обнял ее, попытался увести, но она не шевелилась, будто в ней отключили электричество.

Сломанная кукла.

В мебельном ложились спать. Слышались голоса, смех. Ромин, кстати, смех. А в коридоре на каком-то ящике глотала слезы Лиза.

– У тебя все в порядке?

– Да.

Алкоголь странно действовал на меня. Было душно, и тоже хотелось разреветься.

– Пойдем умоемся.

Я обняла ее, и она тут же прижалась.

Дима определил нам спальное место в большом зале среди кухонь, диванов, прихожих, но почему-то на полу. Мебель косилась на меня неодобрительно. Или спрашивала: готова ли ты к тому, что будет дальше? Где-то в конце лабиринта щелкнула дверь. «Неужели это правда со мной?» – несколько театрально подумала я и еще подумала, или почти подумала, о нас с Яшей.

– Я тут сплю только в трусах, ничего? – спросил Дима, а сам уже раздевался.

– А если я скажу «нет», я только в джинсах могу тебя видеть, что ты сделаешь?

– Я тебя убежу… Или убедю.

У меня с собой спальник, у Димы пенка и комплект постельного. Хотелось спать, точнее, просто лечь, я все равно никогда не засыпала нормально в чужом пространстве.

– Тебе не кажется, что на тебе много лишнего?

Ничего такого мне не казалось – футболка и лосины. И вообще, я могла отговориться месячными, хандрой, усталостью, но я уже все решила. Оставалось поставить точку. Я разделась в темноте и прыгнула в спальник.

С кем, как не с Димой? Когда мы начали общаться после новоселья и он иногда приносил мне кофе прямо в аудиторию, от его прикосновений шибало мягким ласковым электричеством. Только сегодня – кожа. Просто кожа.

– Мы ведь за безопасный секс? – спросила я на ухо.

– Возьми там на стуле в джинсах…

Я никогда не была ни с одним мужчиной, кроме Яши на Диксоне. Да и с ним всего два раза. Сама выдумала, что отдамся ему, мы проживем жизнь и умрем в один день в глубокой старости, а оказалось…

* * *

В прошлом году, когда я приехала в Диксон, все было мило. Дул ветер, серые волны хищно набегали на берег. Как говорится, земля была пуста и безвидна. Даже собаки ушли. И Яшины родители уехали на неделю.

Мы не высовывали носу из дому.

– Яша, – спросила я, – может, попробуем?

– Может. А ты не боишься?

Я помотала головой. Боялась, разумеется, но показывать ему не собиралась.

Яша оделся и пошел в аптеку добывать презервативы. Его заметно потряхивало.

Я разделась, легла на кровать и закрыла глаза. Оказывается, меня тоже колотило. Не только руки, как у Яши, все тело пробирало крупной дрожью. Когда я готовилась к этому дню, я много читала и знала, что в первый раз девочке больно, а мальчику трудно. Вокруг вздыхал пустой дом. Люди ушли, да и были ли они, эти люди? Еще дальше вокруг был пустой, открытый всем ветрам город. За ним