Девочки против бога - Енню Вал

и я понимаю, что публика делает с бумагой, и это доставляет мне больше счастья, чем искусство, которое я пытаюсь создать на сцене. Может быть, они ощущают то же самое. В мире столько пунктирных точек и так мало тех, кто соединен линиями, так мало рисунков, обретших форму. Слишком мало тел подключены друг к другу. Мы думаем, что видим мир и его формы в том, что мы называем реальностью, но на самом деле видим только избранные точки, то же, что видит камера видеонаблюдения: отдельные личности, идентифицированные и одинокие во Вселенной.

Особый вид грима, CV dazzle, который накладывается, чтобы обмануть телекамеры, представляет собой россыпь точек на лице без линий между ними или с нелогичным расположением линий, он часто выполняется светоотражающей косметикой, чтобы камеры не могли распознать лицо. Это пунктирный рисунок наоборот, на котором линии лица удаляются. Человек для камеры сводится к точкам и, возможно, именно поэтому остается человеком для самого себя. Нет камеры, алгоритмические настройки которой были бы в силах распознать рисунок из туалетной бумаги. Зрители создали коллективный пестрый CV dazzle из самого дешевого и примитивного материала.

Этот опыт что-то меняет во мне, как будто туалетная бумага создала новый организм, новую жизнь. Я не думала, что искусство способно на это. Может быть, поэтому я прерываю тур и уезжаю из Вирджинии в пустыню. Я еду через Теннесси, Арканзас и Техас и завершаю путешествие на юге, в Нью-Мексико, без цели и смысла. Воздух здесь, на пустынных плато, тоньше и прозрачнее, небо больше, а земля менее значительна. Нью-Мексико – это на восемьдесят процентов небо и только на двадцать процентов горы с красными вершинами, кактусы и пучки травы. Мои ноги еле касаются почвы, а пальцы с трудом дотягиваются до клавиатуры. Неудивительно, что люди здесь ходят в толстых сапогах и жестких тяжелых шляпах: они должны удерживать себя на земле.

Я здесь так ограничена. Глаза не устремляются вдаль, ноги и легкие тоже. Я не могу принять все это внутрь себя. Закат окрашен в кровавый цвет. Земля красная. Если я вылью воду из бутылки на обочине дороги, песок покраснеет. Ноутбук заполнен радиоактивным красным песком. Жужжит мошкара.

Собачий лай, удары молнии и щебетание птиц звучат четче сквозь чистый воздух, попадая из клювов, морд и облаков прямиком в мои уши. Звуки создают нереальные пунктирные рисунки, удаляясь от мексиканской границы на пару шагов и возвращаясь обратно. Слои прозрачного воздуха состоят из древних пограничных знаков и переходов. Со смотровых площадок я вижу изгиб Земли. Горизонт – самая длинная строчка.

Горы, облака, звук, границы – все кажется более размытым. Я ближе к небесам, большому пространству, в то время как мои собственные маленькие пространства, кровеносные сосуды, нервные волокна и клетки расширяются на высоте 1350 метров над уровнем моря. Здесь всем тяжелее дышится, молекулы воздуха больше. Тяжело дыша, я размышляю о сходстве слов ВДОХ и ДУХ, потому что с дополнительной мощностью вдоха в меня попадает что-то неизвестное, что-то сверхъестественное, какие-то местные джуманские духи. Небо – outer space, внешнее пространство, космос, думаю я, и он начинается совсем рядом с землей.

Мне хотелось бы думать об этом на норвежском языке, но наиболее распространенное норвежское слово для обозначения космоса – VERDENSROMMET, дословно – мировое пространство. Это означает, что пространство является частью нашего мира, и это неправильно. Я, конечно, могла бы дословно перевести outer space как DET YTRE ROM, но так будет недостаточно старомодно, и я долго еще не вспоминаю об этом. Может быть, нарочно, может, я пытаюсь избавиться от своего языка. Во всяком случае, DET YTRE ROM не может перевесить VERDENSROMMET, слово, не существующее на английском. По-английски все за пределами земли и атмосферы – это другое пространство. Английский язык обращает взгляд за границы известного нам мира, в то время как норвежец может сказать VERDENSROM, вбирая неизвестное в себя, в свои немые буквы и в свой белый цвет – hvit. Здесь, в Нью-Мексико, смешно было бы использовать норвежское слово. Небо слишком чуждо, Мексика слишком далеко, за высоким забором. И то, и другое – outer space.

Посреди нейтральной зоны стоит небольшое здание из песчаника, окруженное телескопами и табличками, намекающими, что здесь можно увидеть НЛО. Перед зданием припаркован темно-синий микроавтобус, полный вещей. Видимо, он находится здесь постоянно. Старый полосатый кот отдыхает в тени машины.

Сквозь чистый воздух слышны голоса. Группа девушек стоит за зданием, глядя на небо в телескоп. Они взволнованы, указывают на что-то и ведут оживленное обсуждение. Далеко наверху можно увидеть крошечную белую точку. Она медленно приближается, девушки пытаются увеличить масштаб, но, как и большинство бесплатных вещей здесь, в Америке, линзы слишком низкого качества, чтобы действительно что-либо увеличить. Все больше машин паркуются у здания, люди выходят, чтобы осмотреть это место.

У Сёрланна есть своя история о белых пятнах на небе, называемая «Чудесное видение на небе над центром Гримстада 15 июня 1934 года». Из нечеткой белой точки между двумя облаками далеко над фьордом появилась фигура Христа, сначала с поднятыми руками, а затем с разведенными в стороны ладонями, обращенными к небу. По словам очевидцев, он выглядел как на знаменитой скульптуре Бертеля Торвальдсена, как будто даже Христос понимал, что искусство, а не религия расширяет человеческое пространство, место, открывающее воображение и веру.

В пустыне у здания из песчаника мы с группой девушек и несколькими семьями в ковбойских шляпах стоим в кругу и ждем, что белое пятно покажется снова. Прямо сейчас мы группа. Мы видим одно и то же, мы говорим о других небесных телах, которые видели, о том, что это может быть, по нашему мнению. Мы опираемся на один забор вокруг телескопа. Оказывается, мы видели дрон пограничного патрулирования, современный НЛО (или Христос), один из разведчиков силовых структур в поисках современных инопланетян, пластиковая кость в белом скелете американского полицейского государства с маленькими вертолетными лопастями, обращенными наружу от тела и вверх к небесам. Некоторое время он кружит над нами, сканируя нас, прежде чем снова начнет уменьшаться в небе, как будто его медленно съедают и он постепенно теряет свои функции, пока не станет обычным белым воздушным шариком, который поднимается и поднимается во все более и более разреженный воздух атмосферы. В конце концов он только мигает, появляется и исчезает из поля зрения, как отражение движущейся в воздухе линзы. Вокруг безоблачное небо. Вот бы наши глаза могли вобрать все это внутрь, вот бы существовали другие способы взлететь туда, подняться на эту