Наука логики - Георг Вильгельм Фридрих Гегель

§ 47

1) Первое безусловное, которое рассматривается Кантом, есть (см. выше, § 34) душа. В моем сознании я нахожу всегда себя: α) в качестве определяющего субъекта, β) как единичное или абстрактно-простое, γ) как то, что во всем многообразии сознаваемого мною есть одно и то же — как тождественное, δ) как отличающее себя в качестве мыслящего от всех вещей вне меня.

Метод рассуждения прежней метафизики правильно указывается Кантом. Этот метод состоял в том, что метафизика ставила на место этих эмпирических определений определения мышления, соответствующие категории. Отсюда возникают четыре положения: α) душа есть субстанция, β) она есть простая субстанция, γ) она в различные периоды своего наличного бытия численно тождественна, δ) она находится в некотором отношении к пространственным предметам.

Кант указывал недостаток этого перехода, заключающийся в том, что здесь смешиваются двоякого рода определения (паралогизм), а именно эмпирические определения с категориями, и Кант показывал далее, что мы не имеем права умозаключать от первых к последним и вообще ставить вместо первых последние.

Как видим, эта критика не высказывает ничего иного, чем вышеприведенное в § 39 замечание Юма, что вообще определения мышления – всеобщность и необходимость – не встречаются в восприятии, что эмпирическое как по своему содержанию, так и по своей форме отлично от определения мысли.

Примечание. Если эмпирическое должно служить оправданием мысли, то, несомненно, требовалось бы, чтобы мы могли точно доказать ее присутствие в восприятии. Что нельзя утверждать относительно души, что она субстанциальна, проста, тождественна себе и сохраняет свою самостоятельность в общении с материальным миром, – это обосновывается в кантовской критике метафизической психологии лишь тем, что определения души, которые опытным путем дает нам сознание, не вполне совпадают с теми, которые производит при этом мышление. Но, согласно изложенному выше, познание вообще (и даже опыт) состоит, по Канту, в том, что мы мыслим восприятия, т. е. что мы превращаем в определения мышления те определения, которые первоначально принадлежат восприятию. И все же следует признать успехом кантовской критики то, что философствование о духе освободилось от души-вещи (Seelendinge), от категорий и, следовательно, от вопросов о простоте или сложности, материальности и т. д. души. Но истинной точкой зрения на недопустимость таких форм будет для обыденного человеческого рассудка даже не то, что они суть мысли, а скорее то, что такие мысли сами по себе не содержат истины. Если мысль и явление не вполне соответствуют друг другу, то нам представляется выбор считать недостаточным или одно, или другое. В идеализме Канта в той мере, в которой он рассматривает разумное, недостаток приписывается мыслям, так что последние потому именно признаются неудовлетворительными, что они неадекватны воспринимаемому и тому сознанию, которое ограничивается областью восприятия, потому что мысли не встречаются в этом сознании как таковом. Содержание мысли само по себе здесь не обсуждается.

Прибавление. Паралогизмы суть вообще ошибочные умозаключения: их ошибочность состоит более определенно в том, что одно и то же слово в обеих посылках употребляется в различном значении. На таких паралогизмах основан, согласно Канту, метод прежней метафизики в рациональной психологии, поскольку здесь голые эмпирические определения души рассматриваются в качестве соответствующих ей как таковой. Совершенно правильно, впрочем, что такие предикаты, как простота, неизменность и т. д., нельзя приписывать душе, но не по указанному Кантом основанию, не потому, что разум, приписывая душе эти предикаты, переступил бы указанные ему границы, а потому, что подобные абстрактные определения рассудка слишком плохи для души и она есть еще нечто совершенно иное, чем только простое, неизменное и т. д. Так, например, душа есть, несомненно, простое тождество с собой, но вместе с тем она, как деятельное, различает себя в себе; напротив, только простое, т. е. абстрактно простое, есть как таковое вместе с тем и мертвое. Что Кант своей полемикой против прежней метафизики устранил эти предикаты из понятия о душе и о духе, надо считать большим успехом, но основание, указываемое им для такого устранения, совершенно ошибочно.

§ 48

2) При попытке разума познать безусловное второго предмета (§ 35), мира, он впадает в антиномии, т. е. в утверждение двух противоположных предложений об одном и том же предмете, при этом каждое из этих предложений он должен утверждать с одинаковой необходимостью. Отсюда вытекает, что содержание мира, определения которого страдают таким противоречием, не может существовать в себе, а есть лишь явление. Разрешение противоречия состоит в том, что оно принадлежит не предмету в себе и для себя, а лишь познающему разуму.

Примечание. Тем самым здесь говорится, что само содержание, а именно категории, взятые для себя, приводят к противоречию. Эта мысль, что то противоречие, которое определения рассудка полагают в разумном, существенно и необходимо, должна рассматриваться как один из важнейших и значительнейших успехов философии нового времени. Насколько эта точка зрения глубока, настолько же тривиально разрешение противоречия; оно представляет собой лишь нежничанье с мирскими вещами. Не сущность мира носит-де в себе язву противоречия, а только мыслящий разум, сущность духа. Нетрудно согласиться, что являющийся мир обнаруживает противоречия перед размышляющим духом: являющийся мир – это мир, каков он есть для субъективного духа, для чувственности и рассудка. Но если сравнить сущность мира с сущностью духа, то нельзя не удивляться тому, как, нимало не задумываясь, философы выдвигали и вслед за ними другие повторяли смиренные утверждения, что не сущность мира, а сущность мышления – разум – противоречива в себе. Не помогает и следующий оборот речи: разум впадает в противоречие только благодаря применению категорий, ибо при этом утверждают, что это применение необходимо и у разума нет для познания никаких других определений, кроме категорий. Познание есть на самом деле определяющее и определенное мышление; если разум есть лишь пустое, неопределенное мышление, то он ничего не мыслит. Когда же в конце концов разум сводится к пустому тождеству (см. в следующем параграфе), то он к тому же счастливо освобождается от противоречия посредством бездумного жертвования вообще всем содержанием и содержательностью.

Можно, далее, заметить, что отсутствие более глубокого рассмотрения антиномии привело прежде всего к тому, что Кант перечисляет лишь четыре антиномии. Он наткнулся на них потому, что он здесь так же, как и в так называемых паралогизмах, исходил из таблицы категорий, причем применил ставший впоследствии столь излюбленным прием: вместо выведения определений предмета из понятия этот предмет просто подводят под готовую схему. Остальные недостатки в кантовском рассмотрении антиномии я показал в моей «Науке логики». Здесь главным образом