Бельтенеброс - Антонио Муньос Молина

Избавиться от них было невозможно: вот и теперь они смотрели на меня с лица другой женщины, пылая той же ненавистью. Я выпустил руку девушки. На моей коже остались следы ее ногтей. Мы перемещались по комнате, глядя друг на друга с животной подозрительностью.

— Расскажите мне о том мужчине, — сказал я. — Который все время курит. Он тоже каждую ночь ходит смотреть на вас. У него есть ложа. Никто не видел его вблизи, зато он видит все. Он выследил Андраде. Узнал его. Подкупил вас, чтобы устроить ему ловушку. Вы боитесь его, как и все остальные. Все знают, кто он, но никто не решается назвать его имя. Ему что-то нужно от вас, но не то, что можно получить за деньги, не то, что покупают другие.

— Я не знаю, кто он, — сжавшись под шубой, девушка отступала к стене. — Он таскается к нам каждую ночь, я спрашивала о нем у хозяина, но тот ничего не хочет о нем говорить. Никто не может приблизиться к нему. Никто не видит, как он входит и как выходит.

— Вы говорили, что знаете его. Уже не помните? Вы сказали это ему — вечером, в магазине.

— Он мне пригрозил. Он убьет меня, если захочет. Может сделать так, что меня убьют.

— Назовите его имя.

— Вы его и так знаете.

— Я хочу услышать его от вас. Сейчас-то он не может вас услышать.

— Нет, может. Он слышит все и все видит!

Ужас исказил ее черты, как будто мистификация ночного макияжа распалась при свете дня. Губы скривились — глупо, уродливо, и она тяжело задышала, как будто вот-вот заплачет. Взяв ее за плечи, я мягко усадил девушку на диван. Плеснул виски в стакан и дал ей его прямо в руки, но ее так сильно трясло, что она не могла его удержать.

— Комиссар Угарте, — произнося это имя, она выдохнула и откинулась назад, словно сдаваясь.

— Откуда вы знаете, что это он?

— Андраде сказал. Именно Угарте вел допросы, когда его задержали.

— Андраде видел его лицо?

— Ни один задержанный не может видеть его лица. Им завязывают глаза или светят в лицо очень яркой лампой. Но Андраде видел, как он курил, в темноте.

— Вы были сейчас с ним? — Я сел рядом и вынудил ее поднять голову и посмотреть мне в глаза. — Вы были с комиссаром Угарте, прежде чем прийти сюда?

Она сказала, что нет, и вывернулась, оставив мне шубу. У меня появилось искушение спросить, была ли она с кем-то другим. Именно этот вопрос никогда не посмел бы задать ей Андраде. Она отхлебнула виски и вытерла губы рукой, размазав по щеке красную помаду. Наверняка он тоже подолгу ждал ее, точно так же, как я сейчас, и сидел на этом же диване, борясь со сном и унизительной для него, невольно возникающей в воображении картинкой: она в объятиях других мужчин. Взяв бутылку и пустой стакан, она повернулась ко мне спиной и отправилась в спальню. На пороге обернулась и посмотрела на меня. Так, будто оглядела пустую комнату.

Послышался щелчок выключателя, потом скрип пружин. Только встав на ноги, я понял, что перебрал с выпивкой. Чувствовалось нарастающее давление в черепе, будто пальцы гигантской руки сжимали виски. Я попытался вспомнить, когда и где в последний раз спал. Однако все, что случилось со мной до прилета в Мадрид, подернулось дымкой бесконечно далекого прошлого. Я видел, как мои ноги передвигаются в направлении спальни с неуклюжей медлительностью, и мне стало казаться, что это я откуда-то с высоты наблюдаю за шагами Андраде, но только вижу я не тело и не лицо, а одни только ноги, шагающие по тротуарам незнакомых мне улиц, влажных от предрассветного тумана.

— Идите сюда, — раздался голос девушки. — Выпейте со мной.

С порога я окинул ее взглядом. Она прилегла на кровать и в позе застывшей угодливости протягивала мне стакан, словно женщины-аллегории на ложе. Я сел рядом, не касаясь ее, и выпил, рассматривая страх и ложь в ее глазах. Она села, чтобы заново наполнить стакан, а я притянул ее к себе, но в этот миг тело ее обмякло, став инертным и странным, будто тело спящей. Я смотрел на нее и видел, как она замерла, а потом начала теряться в искривленной дали, а на меня что-то внезапно навалилось, какой-то неподъемный груз, и тяжесть эта повалила меня на нее и на подушку, на которой ее уже не оказалось. С абсурдной, как при галлюцинации, четкостью я подумал о том, что воздействие алкоголя становится значительно опаснее, если пьешь натощак.

— Вы очень бледны, — услышал я обращенные ко мне слова. — Лягте. Сейчас принесу вам мокрое полотенце.

Вытянув руку, она коснулась моего лба. Сказала, что у меня жар, хотела встать, а я захотел ее удержать, но она не далась, резко отвернув голову. И снова затерялась во тьме и в дали, а я снова попытался подняться, но мне показалось, что руки мои — в тяжелых путах, а тело никогда больше не подчинится моей воле. Послышалось бульканье, вода из крана пошла не сразу, и от металлического лязга и клокотания в трубах мне вдруг до смерти захотелось пить. Когда вновь послышались приближавшиеся шаги, я подумал, что это не ее шаги, но уже не смог поднять веки, чтобы в этом удостовериться.

11

Кто-то смерил меня взглядом с верхушки вертикальной тени, темным пятном отраженной в зеркале трюмо, по которому инеем расползался призрачный свет утра. Кто-то назвал меня по имени, потом — чье-то тяжелое дыхание на лице, пока ловкие пальцы — их было множество, словно по мне бегали какие-то зверьки, топоча лапками и обнюхивая мордочками, — залезали в карманы, прощупывали складки одежды, а я при этом пытался защищаться с упорством, существовавшим исключительно в моем воображении: мне грезилось, что я метался и отбрыкивался, хотя оставался неподвижен; как будто я стискивал зубы с такой яростью, что те едва не крошились во рту, и силился поднять веки, жмуря их до рези в глазах. Кто-то в этой комнате дышал, рядом со мной, но когда я подумал, что глаза мои наконец-то открылись, стало понятно, что мне это только показалось и то, что я вижу, не более чем обрывки сна, настолько неотличимого от реальности, что тень, пристально глядевшая на меня, почти ничем не