Чудо как предчувствие. Современные писатели о невероятном, простом, удивительном - Евгений Германович Водолазкин

Острове Любви, который в тот момент, когда этот душнила готов был его проклясть, не просто распахнул свои объятья и не просто принял его в них, но сделал частью самого себя. И то же происходило с Тиберием и Горьким, с каждым, кто здесь жил в состоянии полного невероятного счастья любви к самому себе, заслуженно или нет ставшему частью этой Красоты.

Следующие четыре дня были, наверное, самыми счастливыми в моей жизни.

* * *

Но сколько веревочке ни виться… Наступило утро, когда мне нужно было покидать остров. На том же фуникулере, на котором я неделю назад поднимался на Пьяццетту, я за один евро спустился в Marina Grande (Большой Порт). Катер в Неаполь по расписанию отходил через полчаса, и я не торопился к кассе, неспешно попивая кофе с лимончеллой в прибрежном кафе. А зря! Когда я направился за билетом, возле кассы уже волновалась небольшая толпа туристов. В суматохе не сразу выяснилось, что катера в Неаполь не будет, потому что забастовали неаполитанские моряки. Но будет катер в Сорренто. Прикинув в голове время пути до Сорренто и из Сорренто на поезде в Неаполь, я решил, что к самолету все-таки успеваю. Пробившись через шумевшую толпу, я взял билет и пошел к катеру. Сдал чемодан в багажный отсек…

И вот тут я допустил серьезную промашку. Перед поездкой в Италию в интернете я прочитал, что на Юге много воришек. Таскают кошельки из карманов, вскрывают на ходу дамские сумочки… Не знаю, пара ли рюмочек лимончеллы так на меня подействовала или расслабленное состояние души, в котором я пребывал на острове, но все деньги, паспорт, ноутбук и телефонную зарядку я оставил в чемодане. Со мной остался только смартфон, на уровень заряда которого я даже не взглянул.

В катере сладко заснул, и мне снился Капри.

В Сорренто я выяснил, что мой чемодан пропал. Когда все вещи вынесли из багажного отсека, моего чемодана среди них не было. И это была катастрофа…

Если бы в оставшейся при мне дорожной сумке были деньги и паспорт, я, наверное, мысленно плюнул бы на свой нехитрый скарб и даже на старенький ноутбук и поспешил бы в Неаполь, чтобы успеть к самолету. Но куда я без паспорта и без денег? С разряженным смартфоном.

Дальше началась безобразная бессмыслица.

Итальянские полицейские не говорят по-английски, как и работники соррентийского порта. Поиски чемодана оказались напрасными, как и попытки объяснить разным официальным лицам, что мне нужно связаться с российским консульством в Неаполе. Чтобы поскорее от меня отделаться, в полицейском участке в Сорренто мне на смеси разных иностранных языков посоветовали отправиться в Неаполь на поезде и там решить свои дела с консульством, причем на поезд посадили бесплатно. Но, видимо, и итальянские железнодорожники немножко бастовали, потому что поезд простоял на путях пять с лишним часов, и в Неаполь я прибыл поздно вечером.

* * *

Железнодорожный вокзал в Неаполе — многолюдный, с платными туалетами и невозможностью никому ничего объяснить по-русски и по-английски — встретил меня неласково.

Вокзал охраняют три вида стражей порядка. Обычная муниципальная полиция, железнодорожная полиция и карабинеры в беретах, лихо сдвинутых набок и на затылок, что делает их похожими на наших вэдэвэшников.

В полицейском участке меня явно так поздно не ждали. Выслушав мою сбивчивую английскую речь и, видимо, что-то из нее все-таки поняв, дежурный poliziotto объяснил мне (в состоянии стресса я начал понимать по-итальянски, но говорить еще на научился), что все приличные люди, кроме него, уже не на работе. Они ужинают дома. Звонить в российское консульство сейчас бессмысленно. «Что же мне делать?» — спросил я. «Ждать до утра», — вздохнул он. Я попросил его позволить мне сделать звонок с его сотового телефона. Мне важно было позвонить в Москву жене и маме, которая в это время гостила у нас, приехав из Волгограда. Позвонить им было даже важнее, чем в консульство. Я понимал, что они там начинают всерьез беспокоиться. Мой рейс из Неаполя давно прилетел, а меня нет, и телефон мой не отвечает. Дежурный полицейский сначала охотно согласился предоставить мне связь. Но, услышав, что я собираюсь звонить в Россию, поцокал языком и вернул трубку в карман. «Это дорого, синьор!» — сказал он. И что-то стал объяснять мне про маленькие зарплаты, которые выдают в итальянской полиции.

Я понял, что придется ночевать на вокзале. Мой вопрос, как мне быть с платным туалетом при полном отсутствии денег, поверг стража порядка в непродолжительное раздумье. Затем он посоветовал мне решить эту деликатную проблему с железнодорожной полицией, в подчинении которой и находилось это заведение.

В железнодорожной полиции меня с этим странным вопросом тоже не ждали. В результате долгих переговоров с дежурным на смешанном англо-итальянском языке я, наконец, понял, что проблема моя весьма непростая, гораздо сложнее, чем посадить человека бесплатно в поезд. Туалетом управляет очень строгая синьора, к ней так легко не подступиться. «Это не в моей власти, синьор», — сказал он и развел руками. «Что же мне делать?» — спросил я. Он шепотом объяснил и показал рукой, что есть одно укромное место в конце дальнего перрона, где традиционно справляют нужду привокзальные бродяги вроде меня. «Это незаконно, но мы стараемся это не замечать, — сказал он. — Ведь все мы люди, синьор!»

Решив эту проблему, я отправился в здание вокзала в поисках ночлега. Свободное место на простых пластиковых скамейках нашлось не сразу, но все-таки нашлось. Я заснул.

Разбудил меня грубый толчок в плечо. Выяснилось, что в два часа ночи всех обитателей вокзала, у которых нет при себе билета, выгоняют на улицу. Выгонял меня не тот полицейский, что жаловался на зарплаты, и не тот, что направлял меня в бесплатный туалет. Это был рослый и грубый мужик. Выслушав мои резоны, что я russian writer и у меня great problems, он потребовал мой паспорт и, не увидев оный, элементарно вытолкал меня за стеклянную дверь взашей вместе с другими неаполитанскими бомжами, которых на вокзале было примерно с десяток и которых я до этого не замечал. Мои попытки прорваться обратно в дежурный полицейский участок не увенчались успехом. Я остался на улице…

Последний бомж, которого выталкивали в шею вслед за мной, бородатый, с опрелостями на страшном лице, оказавшись снаружи, обернулся и крикнул: «Козлы!»

* * *

Сегодня я горько жалею о том, что не подошел к нему и не познакомился. Несомненно, он рассказал бы мне много интересного. Молодой Горький, как известно, прославился рассказами о бродягах. И я сейчас, возможно, писал бы не эту чепуху, а какого-нибудь нового «Челкаша».