Сестры Шред - Бетси Лернер

Усевшись, она поставила на стол перед Марком черную коробочку и объяснила, что не смогла удержаться, случайно оказавшись в одном из своих любимых мест – мужском магазине «Барниз». Мама когда-то действительно любила заходить в этот магазин со стильной обстановкой, стройными продавцами в однотонной одежде и множеством изделий из добротной шерсти и выбирать для папы галстуки и карманные платки, оценивая качество потиранием ткани между пальцами.

– Это мне? – растерянно спросил Марк.

– Пустячок.

– Зачем же, это совсем не обязательно…

– Эми не каждый день знакомит меня со своим парнем.

– Мам!

– Давай, открывай.

Что она делает? Я вся напряглась – не приходилось сомневаться, что содержимое коробочки либо унизит меня, либо разрушит мои отношения с Марком. Я была так уверена в этом, что сама схватила коробку, сняла крышку и верхний слой уплотнителя. На дне блестели две золотые капельки. Это оказались запонки – черепаха и заяц.

– Ух ты! Просто великолепно! – восхитился Марк.

– Они там все разные и продаются в любом сочетании: собака и кошка, лев и ягненок, луна и звезда. Ты можешь у них обменять эти на любые, которые тебе понравятся.

– Эта пара идеальна. Спасибо, миссис Шред.

– Зови меня Лоррейн, пожалуйста!

– Большое вам спасибо!

– Марк, – поинтересовалась моя мать, – как по-твоему, ты больше похож на черепаху или на зайца?

По дороге из ресторана в квартиру Марка я напустила на себя угрюмый вид.

– Детка, что случилось?

– Она такая коварная.

– Она очаровательна.

– Очаровательна?

– Я хотел сказать, трогательная.

Мне не понравилось, что он назвал мою мать очаровательной, но стало обидно, когда он добавил «трогательная». Светофор не переключился, но машин не было видно.

– Может, уже пойдем?

– Ты на меня сердишься?

– Я злюсь на свою мать, – ответила я, хотя Марк меня тоже расстроил.

– Ну, я увидел это так, – подчеркнул Марк, ущипнув меня за локоть.

Он часто говорил эту фразу и был уверен в своей точке зрения. Видимо, отчасти поэтому он был хорошим юристом и не поддавался эмоциональному воздействию. Когда мы начали встречаться, уверенность Марка меня очаровывала. У него все было просто: есть правильные поступки, а есть неправильные, хорошие парни и плохие, и нетрудно понять, кто есть кто. Его жизненная философия: если чего-то хочешь, нужно этого добиться упорным трудом. Прими решение и следуй ему. Когда я слишком долго колебалась перед тем, как сделать выбор, Марк говорил: «Жизнь не настолько сложна, Эйм». Я убеждала себя, что темперамент у Марка завидный и идеально мне подходит. Я восхищалась его ясностью ума. Я хотела быть как он!

До ухода Марка на работу оставалось еще часа два. Вечер каждого воскресенья он проводил в фирме, готовя дела на следующую неделю.

– Иди сюда, детка, – сказал он и потянул меня за свитер.

– Я не собираюсь ложиться с тобой в постель прямо сейчас.

– Это из-за запонок?

– Дело не в запонках.

– Тогда в чем?

– Ты что, не понимаешь, о чем я?

Я должна была быть счастлива. Марк и мама действительно поладили. Он прошел ее тест, и она ему понравилась. Я жалела, что открыла ту коробочку.

Марк попытался поцеловать меня, но я отвернулась.

– Ладно, я иду в душ. – Он устал терпеть мою грубость. – Хорошо хоть, с моей матерью нам не придется иметь дело! – добавил он, закрыл дверь ванной и включил воду.

Мать Марка ушла из семьи, когда ему было восемь лет. На мой вопрос, сильно ли он переживал из-за этого, Марк ответил коротко: «Да». Он считал, что больше тут обсуждать нечего. На конференции библиотекарей в Портленде в штате Мэн его мать влюбилась в другого библиотекаря и уехала в Сан-Франциско. Отец скрывал правду от Марка и его брата и не разрешал им с ней общаться. Мать через год приехала навестить их; она была с короткой стрижкой, и Марк принял ее за мужчину. Когда он рассказывал эту часть истории, в его голосе прорвалась боль маленького мальчика, мир которого был внезапно разрушен. Мать часто звонила и присылала поздравительные открытки и рождественские подарки, которые Марк, подавляя в себе желание их открыть, выбрасывал в мусорное ведро, подражая своему еще более озлобленному старшему брату. По вечерам брат готовил для них обоих ужин по телевизионным рецептам, а отец все больше замыкался в себе. Гостиная была завалена пожелтевшими газетами, лотками из фольги и грудами пластиковых контейнеров. Потом брат поступил в колледж, а Марк начал работать на двух работах, скопил денег, окончил школу на год раньше срока и поступил в Принстон.

Марк вышел из душа и спросил, может, я все-таки передумаю.

– Я хороший чистенький мальчик, – заявил он и принялся меня тормошить. Это было похоже на то, как если бы на меня набросился золотистый ретривер. Сопротивление стало частью нашей сексуальной игры. Я отпихивала Марка, а он вламывался в меня, я вопила и смеялась, а он шикал на меня и заставлял сосредоточиться на сексе. И иногда это было так приятно, что я на какое-то время вообще обо всем забывала. Потом я смотрела, как Марк одевается; мне нравилось, как брюки обтягивают его бедра, как он нащупывает на поясе петли и продевает в них ремень… Только на этот раз я его оттолкнула.

– Что ты на самом деле о ней думаешь?

– Мы опять говорим о твоей маме?

– Просто честно скажи.

– Время от времени можно давать ей победить. – Марк пожал плечами.

– В чем?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Один из друзей и сослуживцев Марка сказал – и я запомнила его слова – что побеждает тот, у кого в конце жизни больше денег. Мы тогда сидели в Принстон-клубе – таком месте, где царил культ победителя, а сводчатые потолки, высокомерные лица на портретах, темные кожаные диваны и огромные люстры наглядно его воплощали. Марк и его друзья считали себя такими победителями и собирались там по пятницам вечером: избранные ценители бурбона и импортных сигар.

Очаровательная жена этого сослуживца тогда толкнула его в бок:

– Побеждает тот, кого в конце жизни больше любят, идиот.

А он перебросил мячик мне:

– Что скажешь, Эми, любовь или деньги?

– О-о, деньги, конечно, – произнесла я с интонациями пресыщенной светской львицы. Все рассмеялись, и я поняла, что прошла у друзей Марка какое-то негласное испытание.

В лифте Марк поцеловал меня и сказал, что заглянет попозже, может быть, захватит суши, если успеет.

– Ты на меня не сердишься? – жалобно протянула я.

– Родители – конченые люди, – вздохнул Марк. – С этим нужно смириться.

Дома на автоответчике мигал огонек: три сообщения, все от моей матери, которой