У медуз нет ушей - Адель Розенфельд

существовал только мой страх, и никаких чужих страхов он не признавал. Однако, взглянув на спокойное лицо Тома, в его серые глаза, которые надеялись, как и моя мать, увидеть документ, я не осмелилась возмущаться и вынула из сумки вызов на операцию, «проводимую амбулаторно».

Формулировка казалась мне не вполне уместной: как будто такую операцию проводят невесть где, в коридоре, на бегу, как будто хирург заявляется с налобным фонариком, обездвиживает вас прямо на каталке и начинает свои манипуляции посреди больничной суеты. Нет, «амбулаторно» означало лишь то, что пациента не оставляют в больнице, и если все пройдет хорошо, то я сегодня же окажусь дома, в тишине, с повязкой на голове.

Когда мы подъехали к больнице, мне показалось, что ее стеклянная дверь сверкает гораздо сильнее, чем в прошлый раз. Открывалась она автоматически. Теперь от нас ничего не зависело, отныне решения за нас принимает клиника. Я была всего лишь маленьким фрагментом потока реальности, который скоро станет лучше вписываться в эту самую реальность.

Как говорил сурдолог, с имплантом я, возможно, буду улавливать 8000 Гц, а это уже ближе к 15 000 Гц слышащего человека моего возраста.

По пути в регистратуру в стеклах дверей больничных коридоров проблескивал провод моего слухового аппарата — этакая тоненькая леска в открытом море, и я представила себе, как взрывается блеском чешуя у рыб, когда их вытягивают на поверхность из толщи воды.

— А где Анна? — спросила я, теребя в руках вызов на операцию. — Почему не приехала Анна?

Тома отвел глаза цвета бушующего моря, взял документ и положил его на пустое кресло рядом, моя мать проследила за ним обеспокоенным взглядом. Он обхватил мои пальцы и сжал так, что они сложились букетиком, и в этом букетике моих ногтей, которые я уже успела полностью обгрызть, медленно утопил мой вопрос. А потом с сокрушенным видом сказал: «Забудь о ней, это неважно».

Все произошло очень быстро: белизна стен, липнущие к линолеуму подошвы, запах антисептика, компрессов, хлорки. У оперблока лица Тома и матери исчезли, появились люди в медицинских масках. Мне сбрили волосы вокруг уха, потом помогли лечь на каталку. В больничной рубахе с разрезом я начинала замерзать. Чтобы не видеть стен и неоновых ламп, от которых мурашки шли по коже, я закрыла глаза. Зажмурившись в ожидании операции, я снова увидела Анну и солдата: они ласково смотрели на меня.

Я почувствовала, что мою каталку толкают. Поток воздуха заставил открыть глаза, напрячься, меня везли по операционному блоку. Я видела, как проплывали неоновые лампы, как сменялись коридоры. Освещение стало другим, я оказалась в операционной.

Меня зафиксировали, анестезиолог пальцами показал «окей». И мне через катетер ввели лекарство.

80

В мой темный дом с земляным полом сквозь щели в стенах пробиваются несколько ярких лучей. Я различаю очертания, движения людей, силуэты во мраке. Последняя вспышка — и дом идет трещинами, в них задувает ветер, который сковывает мое тело, поднимает его вертикально. Силуэты двигаются прерывисто, будто пьяные, потом рывки прекращаются, жесты замирают, звуки рассыпаются на ветру, мне в ухо проникает ледяная струя воздуха.

Скопище пьяных бахвалов

Челюсти, жующие Пиренеи

Поехавшая ледяная шапка

Дифоническое звучание зеленых «кроксов»

Лавина бильбоке

Адель Розенфельд родилась в Париже в 1986 году. Прежде чем стать писательницей, более десяти лет работала в издательском бизнесе. В 2022 году опубликовала основанный на личной истории дебютный роман «У медуз нет ушей». За три года он был переведен на десять языков, включая английский и китайский.