Тата - Валери Перрен

из денег, подаренных на Рождество и дни рождения, он обнаруживает записочку: «Я люблю тебя, мамочка», – смотрит на нее несколько долгих мгновений, вдруг начинает собирать осколки, режет палец, подставляет ранку под струю воды и оборачивает палец ватой. Сцена ужасно трогательная, он сгорает со стыда, но не плачет. Лишь безучастно думает, что проиграл свою жизнь.

Как-то раз, ночью, распахнув окно двухкомнатной квартиры, он видит на стене портрет женщины и застывает перед улыбающимся в объектив лицом. Снимок был сделан на пляже. В шкафу он находит альбом, в котором зафиксирована история жизни этой женщины. Она с родителями, с друзьями – в детстве, юности и молодости, зимой, весной, летом и осенью. На многих снимках она обнимает нашего вора. Крепко и нежно. Им обоим лет по двадцать.

Он все убирает за собой, подметает с пола крошки, моет две тарелки и два стакана, стоявшие в мойке, и удаляется через окно, как вошел.

Явившийся из прошлого призрак перевернет всю его жизнь. Он решает открыть охранное агентство для наблюдения и защиты частных жилищ, нанимает двух бывших взломщиков, таких же неудачников, как он сам, и они совершают поквартирный обход, предлагая свои услуги. Полный успех. Кто лучше их превратит любое жилище в неприступную крепость?!

А потом наступает вечер, когда герой собирает все свое мужество, влезает через окно в квартиру былой возлюбленной с букетом цветов, садится на диван и ждет ее. Сидит в темноте и задыхается от страха. Но появляется не она, а полицейские – их вызвали соседи, видевшие, как он много месяцев бродил возле их дома и останавливался перед одним и тем же окном.

Пьер читал и твердил «между кадрами»:

– Это гениально, просто гениально…

Я сидела рядом и пыталась усмирить рвущееся из груди сердце. Как же я боялась, что ему не понравится синопсис! Что он отвергнет этот текст. Закончив, Пьер сказал:

– Мне остается одно – заделать тебе кучу ребятишек! Я живу с гением, если детей будет четверо, ты никогда от меня не уйдешь. Из чувства вины.

– Слушаю…

– Как дела?

– Ана?!

Я не могу разогнуться от внезапной резкой боли в животе. Раз Пьер звонит, значит, с дочерью что-то случилось.

– Она на пляже.

– То есть с ней все хорошо? – с трудом, после долгой паузы, спрашиваю я.

– Она загорает, и мы каждый день ругаемся из-за того, что она не пользуется солнцезащитным кремом с каким-то там уровнем защиты!

– …

– Что делаешь?

Он три года не задавал мне этот безобидный вопрос, который каждая пара произносит каждый день.

– Слушаю Колетт.

– …

– Она оставила мне кассеты.

– Кассеты?

– Делала перед смертью записи, чтобы рассказать о некоторых вещах.

– Каких вещах? – изменившимся голосом спрашивает он.

– О своей жизни.

– Значит, это правда?

– Что именно?

– Три года назад умерла не она?

– Ее не стало на прошлой неделе.

– Чертовщина какая-то… – Я слышу, как он закуривает. – Кто же тогда умер?

– Подруга Колетт, которую она хотела защитить. Пока не знаю от чего. Вот и все.

– Где ты сейчас?

– В Гёньоне.

– Вот только Гёньона тебе и не хватало для полного счастья!

– Раньше ты так не говорил. Тебе нравилось бывать здесь.

– То было раньше. И нет, мне не особо нравилось приезжать. Я любил Колетт, но Гёньон – не Багамы!

– Не все начинают новую жизнь с сиреной и купают ее в Индийском океане… Она наверняка никогда не ныряет под воду, чтобы не испортить прическу.

– Не начинай, Аньес.

– Буду начинать! Ты ведь не закончил. Я не заметила, как наступил конец. Именно так.

– …

– Зачем ты позвонил, Пьер?

– Честно говоря, сам не знаю. Спрашиваю себя снова и снова: ну зачем, зачем ты звонишь? Узнать новости? Да какие могут быть новости! Ты повторяешься, Аньес! Заговариваешься! Ты застряла в прошлом!

– В прошлом?! В каком таком прошлом?! Очень недалеком! Ты бросил меня, как кусок дерьма, три года назад! Три года!

Я прекращаю разговор, выкрикнув: «Оставь меня в покое!» – вместо нейтрального «Пока…» и швыряю телефон в стену. Как копилку мальчика в моем фильме. Он падает за телевизор, который я не смотрю.

«Окно» тоже имело шумный успех, Пьер снова получил множество призов за исполнение главной роли, а я собрала кучу трофеев как режиссер. Кассовый успех получился невиданный.

Несколько месяцев спустя я произвела на свет Ану. Роды были тяжелыми, и врачи сказали, что больше детей у меня не будет, но я не горевала. Ана стоит всех детей мира.

36

1 ноября 2010

Я всего три дня живу в доме на улице Фреден, но мне кажется, что прошла целая вечность. Прослушивание кассет замедляет время, переносит меня в иное место, возвращает в прошлое. Все ориентиры исчезли, я то и дело задаюсь вопросом «А какой сегодня день?» – «Утро воскресенья, и ты проплакала всю ночь». Вместо того чтобы достать из-за телевизора заброшенный туда вчера вечером телефон, я допила все виски доктора Пьери, всхлипывая, как теленок, которого разлучают с матерью. Меня одолевают вселенская печаль и чудовищное похмелье.

Заговорив со мной впервые после того, как я увидела целующихся Натали и Жака Добеля, она спросила: «Откуда эта грусть?» Колетт говорила так обо всем – о радости, ангине, головной боли, хорошей или плохой новости. Ссылалась на Мохтара, хотя о нем самом рассказывала мало, и я догадывалась, что это деликатная тема. Стоило клиенту упомянуть его имя, и она мрачнела и замыкалась. Поверить не могу, что он ее удочерил! Что еще я узнаю, слушая кассеты? Отправляюсь спасать телефон. Пыхтя от натуги, двигаю чудище с телевизором, поднимаю беднягу, пытаюсь включить, не получается: он мертв. Телефон подарил мне в 2007 году Пьер – в Штатах, перед тем как бросил. «Последний писк». Он никогда не говорил ничего подобного, слова технология, виртуальный, система, прогресс, технический отсутствовали в его лексиконе. Он прекрасно обходился без них, записи и заметки делал в тетрадях перьевыми ручками, а запасные баллончики с чернилами покупал в канцелярском магазине в 8-м округе Парижа.

– Вот, держи, последний писк, – сказал он. – Утверждают, что делает фото и видео немыслимого качества.

Я подумала: «Откуда это выражение?» – не вслушиваясь в смысл, а если бы дала себе труд задуматься, поняла бы, что некая часть моего мужа уже покинула меня.

– Но звонить-то с него можно? – ироничным тоном (как мне показалось) спросила я. Он не рассмеялся:

– Дурацкая шутка, Аньес! Эта фигня стоила уйму денег.

Он назвал цену в долларах. С каких пор Пьер взял моду говорить