Сильные мира сего. Крушение столпов. Свидание в аду - Морис Дрюон

– Вам кажется, будто я изменился, потому что… ваши чувства ко мне… изменились.

– А ваши чувства, Симон? Скорее уж они изменились… или разве…

– Я придерживаюсь условий, которые вы мне поставили, дорогая, – ответил он лицемерно.

«Какая-то новая женщина вошла в его жизнь, одно только служебное положение не могло до такой степени изменить его. Я просто дура», – думала Изабелла, чувствуя, что страдает. И спросила:

– Вы счастливы?

У него чуть было не вырвалось: «Очень!» Но из приличия он ответил:

– Разве такое понятие вообще существует?

– Несколько месяцев назад вы не говорили так, – прошептала она.

В эту минуту послышался звонок, напоминавший по звуку колокольчик церковного служки.

– Меня вызывает министр, – сказал Симон, торопливо вставая.

Во взгляде Изабеллы он прочитал презрение. Отличное положение, которым он так гордился, по существу было положением мальчика на побегушках. Бедняга Симон, а ведь она считала его поэтом! Ей стало стыдно за него; поспешность, с какой он встал, показалась ей унизительной.

Ему захотелось исправить дурное впечатление.

– Нас сильно беспокоит судьба правительства, – сказал он, протирая большими пальцами стекла очков. – Я был сегодня в Люксембургском дворце. Все только и говорят о кризисе, это какой-то психоз. Но так как и в новом составе кабинета патрон сохранит свой портфель… Увы, сейчас я должен вас покинуть!..

Но Симон лишь ухудшил впечатление: перед ней был лакей, уверенный, что удержится на своем месте.

Изабелла снова взяла томик стихов.

– Я уношу его. В некотором роде он – наше детище. «Посмертные произведения». Название вдвойне верное. Это все, что сохранилось из того, что мы делали сообща, – сказала она с непривычной для нее грустной иронией, которую, сама того не замечая, переняла у своего мужа Оливье.

Она подняла темные глаза на Симона.

– Увидимся ли мы еще? – спросила она, делая последнюю попытку.

– Ну конечно, мы будем часто видеться.

Стараясь быть вежливым, он легонько подталкивал ее к двери.

12

Оливье стоял в халате перед зеркалом умывальника со щетками в руках и приглаживал свои седые волосы, разделенные посредине пробором. Он всегда ложился в постель раньше жены, чтобы освободить ванную, расположенную между двумя спальнями.

На особой вешалке, какими пользуются англичане, были аккуратно развешаны домашняя бархатная куртка гранатового цвета, рубашка и носки; к вешалке снизу был прикреплен маленький ящик для старых туфель, которые он носил дома; по утрам горничная все это убирала.

Сквозь полуотворенную дверь он услышал, как Изабелла положила колье на туалетный столик.

Она была у себя в комнате, и Оливье, набравшись смелости, решился наконец задать ей вопрос, который не шел у него из головы в течение всего вечера.

– Стало быть, вы его сегодня видели? – спросил он, немного повысив голос и стараясь, чтобы вопрос звучал как можно естественнее.

– Да, видела, – ответила Изабелла, сидевшая за туалетным столиком.

Наступило короткое молчание, затем Оливье сказал:

– Я думаю, вас это взволновало.

– О нет, нисколько, – ответила она. – Ведь свидание было, собственно, деловое… из-за книги… И потом, хоть у меня и нет оснований на него сердиться… но я вас уверяю…

Он услышал, как она пересекла комнату и, продолжая говорить, приблизилась к двери.

– Можете войти, я уже заканчиваю, – сказал он.

Она толкнула створку двери.

– …нет, уверяю вас, Оливье, – продолжала она, – встреча не доставила мне никакого удовольствия. Ведь все уже в прошлом… И очень жаль, если у вас возникла хоть тень сомнения…

Машинально она стала раздеваться. И вновь перед ее мысленным взором возникла фигура Симона, легонько подталкивающего ее к дверям; она чувствовала его руку у себя на плече, и у нее защемило сердце.

– Как я могу вас в чем-либо подозревать? – сказал Оливье, продолжая приглаживать волосы и стараясь сохранить спокойствие. – У меня нет для этого ни права, ни основания… Скорее уж вы можете сердиться на меня. Я прекрасно понимаю, что наш брак утратил всякий смысл; я невольно порчу вам жизнь. Снова повторяю: постараюсь не слишком долго стоять у вас на пути… Но что же делать – как это ни печально, а я все же чувствую себя хорошо.

Он обернулся. Она стояла совершенно голая.

– О, простите! – воскликнул он, краснея.

И торопливо повернулся лицом к стене.

– Что вы, что вы, это я виновата, – невольно рассмеявшись, сказала Изабелла. – Я увлеклась разговором и не обратила внимания… И потом, говоря по правде, какое это имеет значение для наших отношений, Оливье?..

Она надела ночную рубашку.

– Я только одного хочу, – продолжала она, – чтобы вы никогда больше не повторяли тех глупостей, какие я только что слышала. Мне это больно…

Оливье с благодарностью посмотрел на нее.

– Вы хотите утешить меня… А может быть, я и в самом деле не очень вам в тягость? – спросил он.

Оливье был такой опрятный и холеный, от него приятно пахло туалетной водой и зубным эликсиром; взгляд у него был нежный, а лицом, что бы ни говорили, он все-таки походил на Орлеанов. Изабелла уже так привыкла к нему, ее трогала постоянно проявляемая им предупредительность.

– Знаете, Оливье, я вас очень люблю! – призналась она. И быть может, оттого, что в тот день Изабелла испытала горькое разочарование, она подошла к мужу и поцеловала его в губы.

– Дорогая! Моя дорогая! – сказал он, побагровев от радостного смущения. – Вы, верно, поступаете так просто из жалости, но мне теперь не до всех этих тонкостей. Вы делаете мне большой подарок.

Изабелла положила голову на плечо Оливье. Ей так хотелось на кого-нибудь опереться. Муж нежно обнял ее. Он чувствовал, как она тесно прижалась к нему чересчур мягкой грудью; его руки скользнули вдоль ее тела, тела женщины, прожившей на свете вдвое меньше, чем он.

Внезапно он отодвинулся.

– О, простите, – сказал он снова. – Что вы подумаете обо мне?

Она как-то странно на него посмотрела.

– Видите ли, Оливье… – произнесла она.

– Конечно, это очень глупо… – пробормотал он в смятении, какого она никогда в нем не замечала. – Я… я и не подозревал, что со мной еще может произойти нечто подобное… Отзвуки прошлого…

Изабелла опустила голову; казалось, она размышляет.

Оливье вновь подошел к жене, нерешительно обнял за плечи и поцеловал ее волосы.

– Полноте, полноте! – прошептала она, тихонько отстраняя его.

– Да, вы правы, я смешон, – проговорил он. – Хорош, нечего сказать… В моем возрасте это по меньшей мере неприлично. Но и вы тоже виноваты! Раздеваться тут, в моем присутствии… Прошу вас, забудьте этот… случай. Пора спать. Спокойной ночи.

Но прежде чем он закрыл за собой дверь, она взяла его за руку и, опустив глаза, спросила:

– Вам