Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

водоём. Как вариант в полночь на перекрёстке встают ногами на Спаса и читают шестьдесят шесть раз «Нима Огавакул», а после выбрасывают крестик, что носили неделю под пяткой, через левое плечо. Методик много, суть едина…

– Нима Огавакул?

– Да, «Отче наш»! – поясняет Макаровна. – Только навыворот.

Помню, милая, уморительные дискуссии, мол, «Нима огавакул то сан ивабзи он…» действенней более раскрученного «Ечто Шан ежи исе ан хесебен…», потому что слова правильней выворачивать с конца молитвы.

Андрей Тимофеевич вообще новаторским путём пошёл, сочинив апофатическое «Отче Ваш». Он не слова выворачивает наизнанку, а смыслы, что куда изящнее: «Ваш Отче – не мой, вот чё! Ваш немой! Мой голосистый! Мой Отче – сильнее и чётче!»

– Ну! – говорит Макаровна. – Показывай, с чем пожаловал!..

Сапогов выуживает из внутреннего кармана, где коммунисты хранят партбилет, палец Сатаны.

– Ближе не подходите, а то знаю я вас!.. – осторожничает.

– Это что? – близоруко щурится Макаровна. – Ерунда поди какая-то…

– Что?! – возмущается во всю натуру Сапогов. – А глядите!..

И, повинуясь какому-то высшему импульсу, подносит резко палец к иконе – Спасу Саваофычу.

Безымянный вспыхивает внутренним чёрным светом – словно бы в его микрокосмосе произошёл ядерный коллапс. Под потолком со звонким хлопком перегорает лампочка. Страдальческие губы Спаса искажает гримаса муки, из заплёванных глаз по сусальным щекам течёт кровь цвета чёрного кагора – точно зрачки ему проткнули кохиноры Тыкальщика.

Ведьма с трепетом смотрит на умывающегося кровавыми слезами Спаса, потом на Сапогова и палец.

– Да ну!.. – только и бормочет, когда взгляд её наконец останавливается на самодовольном лице Андрея Тимофеевича.

Безымянный светится в сумерках прихожей вечным огнём Преисподней! И так же исполнен сатанинской гордости бывший счетовод.

– Неужто оно? – тихонько уточняет Макаровна, хотя всё прекрасно понимает. – Быть того не может!..

Сапогов важно кивает:

– Я бы не беспокоил по пустякам!

– Вот же моль белобрысая! – восклицает в восхищении Макаровна. – Где ты его раздобыл, старичок?!

– Там уже нет! – дерзкой прибауткой отвечает Сапогов. – Эпопея в своём роде. Хоть ЖЗЛ пиши в издательство «Молодая Гвардия». Могу пройти?! Угостите теперь чаем?!

– Рады дорогому гостю! – покладисто отвечает Макаровна, шаркая следом.

Пятки у неё шершавые и багровые, будто их натёрли кирпичом.

Конфеты с тумбочки тоже прихватила; ни словца ехидного не сказала, что, дескать, принёс счетовод несъедобный грильяж. А это чистая правда; разве обсосать шоколадный слой, а остальное выплюнуть. Сваренные в сахаре орехи твёрже гранита, выкрошат любые пломбы, сломают коронки…

– М-м-м! – лукаво мычит. – «Белочка»! Обожаю!..

Макаровна хоть и ведьма, а баба. Почувствовала в мужике силу, намёк на власть и тотчас поменяла отношение. Не лебезит, но и не ведёт себя больше как начальница. Впрочем, не стоит забывать, что она губительница и сволочь, доверяться нельзя. Что стоит ей улыбнуться, одарить комплиментом?..

Макаровна усаживает Сапогова и начинает хлопотать. Ставит астры в вазу, затем на плиту закоптелый эмалевый чайник со свистком. Из голоса удалила дребезжащую старческую осиплость, добавила свежести и нежности. Если отвернуться, можно подумать, что говорит молодая женщина.

– Удивил, Тимофеич, ничего не скажешь!..

Сапогов, как фокусник, снова лезет в карман пиджака. Макаровна видит потрёпанную сберкнижку и не может отказать себе в смешке.

– Денежки за проданную душу?!

– Лучше! – Сапогов достаёт из сберкнижки сатанограмму. – Читайте! Только руки вытрите!

Макаровна проводит ладонями по халату, берёт ленту:

– Принят под номером… Это что?

– Мне прислал Сатана! – гордо заявляет Сапогов. – Что я принят в колдуны!

– Почтальон такое принёс? – Макаровна разглядывает грязноватую полоску бумаги.

– Вы чего?! – удивляется Сапогов. – Какая почта? Уведомили по пищеводу! Я чай пил, поперхнулся и, извиняюсь за подробности, выблевал наружу вместе со словом «Юдоль». И теперь хотелось бы спросить, а какой у вас номер? И вообще, что он означает?!

На кухонной стене изломанная тень Сапогова. Над головой, видимо из-за букета астр, возникает подобие витых бараньих рогов – так уж наложились тени друг на друга. Как бы невзначай Макаровна отодвигает вазу в сторону. Рога остаются!

Ведьма ахнувшим нутром догадывается, что Сапогов не врёт. Действительно получил эту самую сатанограмму! И судя по тени от невидимых рогов на стене, адовый чин у старика бесовской или демонический. У обычных колдунов или ведьмаков чертячьи рожки, какие бывают у козлят, а эти – точно у матёрого горного архара…

На мгновение ум Макаровны застилает самая что ни на есть лютая зависть. Почему этот выскочка теперь номерной?! Без раскрещивания, чёрного причастия, посвящения наконец! Она-то всю жизнь гордилась, что дар ей передали. Это в сути то же посвящение, хоть и предварительное, без закладывания души. Но в любом случае произвести кого-то в колдуны может исключительно колдун; как и принять в пионеры имеет право лишь пионер, ну или комсомолец. А тут произошёл какой-то оскорбительный эксклюзив и кумовство со стороны эгрегора…

– И это ещё не всё! – продолжает хвастаться Сапогов. – Не поймите неправильно, но мне кое-что нужно вам продемонстрировать…

Сапогов расстёгивает несколько пуговиц и отворачивает ворот рубахи. Макаровна даже не балагурит, что раздеваться при ней Андрею Тимофеевичу будет позволено после свадьбы…

– Повылазило буквально за ночь, – Сапогов показывает пятна – «медаль» и «эполет». – Вот… И на колене ещё – как белая звезда с восемью лучами. Что бы это могло быть? У вас есть похожие пятна?

– Справку для бассейна не выдадут! – мрачно шутит Макаровна.

Ведьма в бешенстве. Сама не знает почему. Не в зависти дело, а в справедливости. Всю жизнь Макаровна пахала на Тёмных и не выслужила ни номера, ни отличительных пятен! А тут случайный выскочка-везунчик получил чуть ли не генеральские погоны! Судя по рогам и пятнам, он поглавнее Прохорова будет – у того рога козьи да всего одно пятно в виде кошачьего следа, хотя клянётся, что ещё «жабья лапка» на ягодице. В общем, если Тимофеич и продал душу, то явно не продешевил. А учитывая, что палец Сатаны кому попало в руки не дастся, белобрысый в ближайшее время станет главным колдуном по городу, региону или даже всей стране! Теперь и без пояснений понятно, как он проскочил демоническую растяжку-мину, поставленную Макаровной, – при таком-то покровительстве!

– Мои поздравления! – шипит старуха. – А я тут при чём? Ты зачем ко мне со всем этим богатством заявился?!

– Это же вы мне подсказали, что делать! – удивляется Сапогов. – На ум наставили! Как письмо Сатане написать…

– Да? – хмуро спрашивает Макаровна. – Или, может, тебе потаскуха блондинистая приглянулась и догонялки?

Всё-таки ведьма добивается своего, Сапогов даже не краснеет, а делается помидорно-пунцовым. Однако ж сон не предаёт. Да, реальная Макаровна стара и безобразна, чего стоят одни седые усишки, морщины, бородавка на подбородке, на верхней губе какая-то синяя