Туманный урок - Ила Сафа

рассказывала, что многие из её одноклассников не знали о видео. Возмущённый этим происшествием, премьер-министр Баварии призывал принять положение, которое запретило бы продажу гаджетов с функцией видеозаписи детям младше шестнадцати лет. Но даже после этого скандала многие не увидели смысла в тотальном запрете. Винили во всём не школу, не родителей, не самих подростков, не воспитание, не уровень нравственности. Винили интернет. Вседоступность и возможность скачать такого рода видео и фото провозгласили корнем проблемы.

– Мне забрать твой телефон? – Ситуация начинала меня напрягать.

– Да щас! Допишу и уберу! – уже возмущённо ответил подросток.

Отбирать мобильник совсем не хотелось, особенно учитывая недавнюю историю, прогремевшую на всю школу. После нескольких замечаний на уроке фрау Байер потребовала от пятиклассника Али отдать ей телефон. Тот подчинился, но ярость, которая вскипела в мальчишке, росла с каждой минутой, пока его драгоценный самсунг находился во власти учителя. На перемене он потребовал вернуть сокровище. Фрау Байер отказалась, за что получила сильный удар кулаком в солнечное сплетение. У учительницы кратковременно остановилось дыхание, она потеряла сознание. Приехала скорая, молодую женщину увезли в больницу. Официально информация не подтверждалась, но Ингрид нам сказала, что фрау Байер не вернётся на работу. Самой шокирующей во всём этом была реакция детей. Свидетели восторженно пересказывали остросюжетный боевик «Али и его кулак», приукрашая детали. Пятиклассники вели себя так оживлённо, будто в Диснейленде побывали. Никакого сочувствия к учителю, никакого осуждения напавшего. Али стал звездой, хоть и получил строгое предупреждение, что вылетит из школы. Ещё вызвали родителей. Про учительницу никто и не вспоминал. Подумаешь, новую дадут. Такая ситуация мне казалась сюрреалистической. Я не могла поверить, что такая вопиющая дикость произошла на самом деле. Несмотря на то что я третий год по полной программе проходила шок-терапию в этой школе, большая часть меня не принимала эту жестокость.

Наконец Патрик убрал телефон. Я начала занятие. За последней партой Мехмед открыл пачку чипсов и стал хрустеть. Раньше я реагировала на такие моменты с раздражением – как посмели проявить неуважение? Теперь же первое, что приходило на ум, – бедный мальчик, наверное, он голодный. Ещё и портит себе желудок гадостью.

После семинара, где мы подробно рассматривали причины девиантного поведения детей, я уже не злилась на них – я их жалела. Злилась я на систему в широком смысле. «Почему здесь недостаточно мотивируют, чтобы дети хотели учиться? Почему в обществе дискутируют о матерных словах, а не об уважительном отношении друг к другу? Почему семьи помещаются в такие условия, где дети оказываются далеко не на первом месте? Почему в туалетах появляется третья дверь – с табличкой “Другие”? Почему девочки начинают мяукать и требовать относиться к ним как к кошкам? Почему уже в детском саду детям забивают голову “радужными” семьями и объясняют, что однополые браки – это норма?»

Я полезла в свой рюкзак и нашла там шоколадную конфету. Жёлто-оранжевая упаковка блестела, на ней красовалась голова льва. По-русски было написано: «Лёвушка». Я покупала эти и другие сладости в русском магазине. Такие можно найти по всей Германии, особенно в крупных городах. Существуют даже целые сети, туда завозят широкий ассортимент русских товаров, от баранок и сгущёнки до докторской колбасы и квашеной капусты.

– Убери чипсы, пожалуйста. Лучше съесть немного шоколада – это поможет продержаться до конца занятия. – Я протянула Мехмеду конфету. Иногда я приносила что-нибудь для всех, но в тот раз в рюкзаке завалялась лишь она. Остальные знали, что, имей я больше, обязательно раздала бы всем.

– Спасибо! – очень удивился подросток.

– Пожалуйста.

Математика девятого класса уже стала для меня чем-то родным. Тема банковских процентов и процентных ставок играла ключевую роль на экзамене. Нужно было запомнить все формулы и обозначения.

В одной задаче мы брали кредит в размере двенадцать тысяч евро под процентную ставку пять и шесть десятых и погашали его через семь месяцев. Следовало рассчитать сумму выплаты, учитывая проценты и комиссию за обработку – ноль целых девять десятых процента. В другом упражнении мы копили одиннадцать месяцев на путешествие по Южной Америке, чтобы отметить окончание школы. Получалось откладывать по сто двадцать евро в месяц. Всем классом радовались карманным деньгам от бабули, которые составляли одну третью от накопления. А предусмотрительные родители положили полторы тысячи евро в банк под один и два десятых процента годовых. Всего на поездку надо было набрать три с половиной тысячи евро, где пятьсот евро откладывались на карманные расходы. Интересно, что в итоге выясняли, сколько денег дала бабуля, будет ли толк от банка и сколько процентов составит доля карманных денег. Никого не волновало, наскребём ли мы полную сумму на поездку.

– Мехмед, почему ты бездельничаешь? – тихо спросила я, увидев нетронутый лист.

Мехмед не ответил. Сделал вид, что начал читать вопросы. Как только я отошла от него, перестал притворяться. Каждый раз я наблюдала, как подросткам после шести уроков не хватало ресурсов ещё полтора часа работать головой. Но и ранний тренинг не приносил результатов. С одной группой я занималась с восьми ноль-ноль. Так вышло, что в тот учебный год в расписании одного девятого класса пустовала графа напротив двух первых уроков по средам. Мне казалось, что утром мозги учеников должны функционировать намного лучше, чем после обеда. Но и тут далеко не у всех случалась та самая синхронизация внутренних часов. Проще говоря, в ранние часы дети не успевали проснуться, а к четырнадцати ноль-ноль уже утомлялись. Несчастный квалитренинг становился для всех мучением. Даже с точки зрения неоптимального времени проведения.

– Патрик, – строгим голосом я снова обратилась к подростку.

Он опять держал мобильник в руках. Я хотела игнорировать нарушение, но это значило бы, что всем остальным тоже можно пользоваться смартфонами. Однозначного отношения к этой теме у меня не сложилось: практика показала, что запреты – не самые действенные методы. Мне просто хотелось, чтобы никто не отвлекался. Роли надзирателя хватало и на продлёнке, здесь же передо мной сидели без пяти минут взрослые люди.

Баварская ассоциация учителей назвала вето на мобильники нереальным. Президент ассоциации выступал красноречиво: «У наших учителей действительно есть дела поважнее, чем искать телефоны, как собаки-ищейки». Кто-то предлагал разрешить использовать планшеты и телефоны на уроках для поиска информации, а на переменах убирать, чтобы дети общались и играли друг с другом. На самом деле лишь незначительное количество учеников придерживались правил и держали гаджет выключенным в рюкзаке. Родился своего рода челлендж – со смартфонами прятаться от взрослых. Штрафные очки получали те, кого застукают. Многие считали, что