Ничего не скажу - Владимир Станиславович Елистратов

Через несколько дней последовал ответ:

– Ача. 10 000 долларов. Без стоимости внутренних перелётов. С камой. Самовара-Шаровара.

«Кама» – это любовь. Напоминаю.

– Да что он, этот самовар, несвежего карри, что ли, объелся! – возмутился я. – Всему этому удовольствию две с полтиной красная цена! Плюс наш аэрофлотовский билет. Тоже мне! Плюшкин в нирване! Брахман-накопитель! Рама в трусиках!..

Я ещё долго негодовал и сквернословил, но дело это не меняло. Нужно было что-то предпринимать.

Бедная Юля (хороший человек, дай ей Брахма большой и чистой Камы!) развила бурную деятельность. Во-первых, она проверила по Интернету реальную цену на внутрииндийские перелёты и написала Самовару примерно так:

– Ваша сумма нас не устраивает. Предлагаю 2500. Со стоимостью внутренних рейсов. Ача?

Через неделю Шаровар откликнулся:

– Ача. 3500. По рукам. С камой. Ваш Шароварчик.

– Нет, это не ача, он меня замучил, – сказала разгневанная Юля и сменила агента «У» на агента «Z».

«Z» быстро согласился с ценами на авиаперелёты, но (после двухнедельной нирванной паузы) завёл новую ачу:

– 3100, – писал Мандахари-Вшиваманди (как-то так). – Потому что очень дорогие отели. Плохой отель – дешёвый отель. Хороший отель – дорогой отель. Дешёвый отель – опасный отель. Дорогой отель – безопасный отель. Опасный отель – неудобный отель. Безопасный отель – …

– Пришлите названия отелей, – перебила Харю Юля.

Двухнедельное молчание. Потом:

– Ача. Они дорогие.

– Да какие отели-то?!! Названия пришлите. Мы и посмотрим по Интернету, дорогие они или нет.

Трехнедельное молчание:

– Ача. 3050. А меньше – не ача. Хорошие отели – дорогие отели и т. д. С камой. Ваш навеки. Мандахари.

– Ну, Вшивахаря, погоди! – озверела Юля и сменила агента «Z» на агента «F». Этого звали как-то коротко и энергично. То ли «Чух», то ли «Хыч», то ли «Апчхи». Время поджимало.

Апчхи очень быстро согласился назвать отели, но через десять дней запел свою национальную «Махабхарату»:

– Ача. 2900. Потому что очень дорогие трансферы. Из Индии с камой. Апчхи.

– Будте здоровы, – отвечала осатаневшая Юля. – Да будет Вам известно, трансферы входят в стоимость отелей. Так что – 2500. Если нет – сменю агента. Не кашляйте. Юля Несгибаева.

Апчхи замолчал и не чихал несколько дней.

– Чакры чистит, – цедила с ненавистью Юля.

Наконец пришла добрая весточка с полуострова Индостан:

– Ача. Мы согласные. Виза – 47 долларов. Страховка – 17. Апчхи.

– Не 47 и 17, а 45 и 16, – добила его Юля. И через пять дней, чуть ли не за день до критического срока, Интернет сказал нам с Юлей победное:

– Ача. Апчхи.

Еле я успел подготовиться к Индии. Но всё-таки успел. А в Индию стоит съездить. Не пожалеете. Только готовьтесь заранее, заклинаю. И турагентов наших надо иметь своих. Турагент – он как адвокат с психоаналитиком. А то транквилизаторов с имодиумом не напасётесь. Вот такая ача. Из Москвы. С камой и сутрой. Вова.

А у вас есть на попе родинка?

Я уже как-то рассказывал: мой прапрапрадедушка купил мою прапрапрабабушку на рынке. Купил, полюбил – и взял в жены. Была она то ли бурятка, то ли калмычка, то ли монголка, то ли якутка. В историю семьи она вошла как Алевтина-Самоедка. Но как-то негласно все у нас ее считали монголкой. Таково фамильное предание. Что здесь правда, что вымысел, уже никто никогда не установит. Но могу сказать следующее.

С Алевтины-Самоедки, или, как ее звали просто, бабы Алёфы в нашем роду твердо установились три традиции.

Во-первых, у всех без исключения наших родственников по бабушкиной линии в лицах есть что-то монголоидное. Раскосая скуластость. Или скуластая раскосость – как угодно. Ни круглолицая мордва, ни беловолосые немцы, ни орлоносые евреи, ни волоокие персы, ни синеглазые поляки (кто только к нам в род не захаживал!) – ничего с монгольским эпикантусом бабы Алёфы сделать не смогли.

Во-вторых, Алевтина-Самоедка поселила в нашей родне непробиваемое спокойствие, уравновешенность и полное приятие жизни, какой бы она ни была. Бравый солдат Швейк с Винни Пухом отдыхают.

В-третьих – глубоко интимное. Баба Алевтина подарила нашему роду большую родинку на попе. Если хотите подробностей – могу показать. За десять долларов. Эта родинка в нашей семье – первый признак счастливой судьбы.

Я родился очень спокойным монголоидом с огромной родинкой на розовой попе. В рубашке, почти четыре килограмма. Врачам я сразу предъявил, как спецпропуск, две макушки и две фиги.

– Ну, здравствуй, Чингисхан. Какая у тебя сзади вишенка-то! Как у мамки. К счастью… – сказал врач. – Чего не кричишь? Положено. Ну-ка, давай!..

Я пару раз хрюкнул для порядка и заснул. Проснувшись через два часа, непродолжительным, но властным кличем степняка потребовал титьку. Подкрепившись, заснул обратно.

Примерно в том же стиле я живу уже больше сорока лет.

И вот через сорок с лишним лет меня вызвал к себе начальник, мой бывший однокурсник Сеня Бабаев по кличке Баба, и сказал:

– Поедешь в Монголию?

– Так вроде в Испанию собирались…

– В Испанию едет Блиномазова. У нее там связи. Сыркин – во Францию. У него там родня. Эмигранты в третьем поколении. Мартынюк – в Швецию. Он шведским владеет. А ты – в Монголию.

– А я что, монгольским владею?

– Овладеешь, если надо. К тому же там все по-русски говорят.

– Вот как значит… Кто куда, а лещ в коптильню…

– Там сейчас не жарко. И вообще… В зеркало на себя посмотри. У тебя же морда лошади просит. По сравнению с тобой Батый – истинный ариец. За своего там сойдешь. Шучу. Вот тебе приглашение с билетом, виза не нужна. В воскресенье вылет.

– А жить я там где буду?

– В юрте. Опять шучу. Отель «Чингисхан».

Все эти танцы-реверансы про Испанию с Францией, если честно, я исполнял больше для порядка. Мне давно очень-очень хотелось именно в Монголию. Зов крови. Вернее – бабы Алёфы.

К пятичасовым перелетам я привык. Тем более ночным. Не успею поесть и задремать – «пристегните ремни». За окном застывший, как в какой-то вселенской пантомиме, взрыв рассвета. В царапинах на иллюминаторе ослепительно-радужная солнечная паутина. Наверху – васильковая, выгнутая дугой, твердь неба. Внизу – горы, похожие на гигантское мятое бурое одеяло. Войлок предгорий. Изумрудное море степи.

Мы подлетали к Улан-Батору («Улаан-Баатару»). Начиналась облачность. Аппарат вошел в бурлящую паклю туч и завибрировал. Сели мягко. Самолет, как положено, зааплодировал.

Монголия встретила меня каким-то странным для этого времени раннего лета дождями и прохладой.

На выходе из аэропорта стоял лучезарно улыбающийся монгол, очень похожий на меня, с картонной табличкой. На табличке –