Ничего не скажу - Владимир Станиславович Елистратов

– Здравствуйте, Владимир. Меня зовут Сосорбарамын, – сказал он на чистейшем русском. – Я понимаю, что мое имя слишком сложное. Поэтому зовите меня просто Сашей. Или Сосо, если у вас есть грузинские корни. Но я отчетливо вижу, что у вас их нет. Так что остановимся на Саше. Познакомьтесь. Это – наш шофер.

Шофер, очень похожий на Брюса Ли, пожал мне руку и на таком же кристально чистом русском сказал:

– Томорчедорийн. Можно просто Тома.

В этот момент, а потом еще сильнее – я влюбился в монгольский язык, который я, разумеется, не знаю и не узнаю никогда. Он такой же сложный, как русский (а может быть, еще сложнее). Только русский отчасти причесан западным влиянием. А монгольский никто никогда не причешет, как маленькую, но непобедимую монгольскую лошадь. Причесывай ее, не причесывай – а грива все равно растреплется на ветру.

Слушая монгольскую речь, все время непроизвольно вздрагиваешь.

Есть такое немецкое имя Ганс. А по-монгольски «ганс» – это трубка. Национальный курительный прибор.

Есть такой хоккеист Буре. А по-монгольски «бурэ» – это священная ламаистско-буддистская труба.

Есть такой индийский город Дели. Столица. А по-монгольски «дели» – это национальный халат. Так же называются и желтые одеяния лам. Когда маньчжуры завоевали монголов, они заставили их так вывернуть «манжету» халата-дели, что она стала похожа на копыто. Сверху – у́же, снизу – шире. «Вы животные», – сказали маньчжуры. Когда же монголы стали освобождаться от маньчжуров, они вывернули ту же самую манжету таким образом, что она стала похожа на кулак (сверху – шире, снизу – у́же). «Мы вас выбьем этим кулаком», – сказали монголы. И выбили. Не без нашей помощи. А халат остался тот же. Сейчас как хочешь, так и выворачивай.

Самое священное место в Монголии именуется Гандан. Это монастырь, часто называемый северной Лхасой. Его ироничные монголы называют… сами понимаете как. А наши ржут, как лошади Пржевальского, кстати, очень уважаемого в Монголии человека.

Водка по-монгольски – «архи». Монголы ее по-русски интерпретируют: «Ах, родимая, хорошо идешь».

Что-то глубоко африканское есть в таких словах, как «домбо» (монгольская пиала для чая) и «саёмбо» (эмблема независимости монголов).

Словом, там все смешано, но остается глубоко местным.

– Вам повезло, Владимир, что вы приехали в Монголию летом, а не зимой, – сказал Сосорбарамын-Саша.

– Что, очень холодно?

– Нет, ничего не видно.

– ?

– В Улан-Баторе полно юрт. Юрта по-монгольски «гэр». А гэры надо чем-то топить. Монголы топят гэры чем попало. Вон вокруг сколько мусора, – он показал в окно.

Мы въезжали в пригороды Улан-Батора. Действительно, кругом было очень много юрт и очень много мусора.

Юрта. Вокруг утоптанная земляная площадка. Частокол. Все вместе называется «хашан». Между хашанами – живописные свалки.

– Гэры топят картонками, кизяком, старыми тряпками, – продолжал Саша. – А что делать? Как говорят французы, а ля гэр, ком а ля гэр. Ха-ха-ха! Зимой в Улан-Баторе видимость на дорогах – 50 метров.

– Ух ты!

– Улан-Батор чемпион мира по смогу.

– Да и сами дороги у нас, как видите, лучшие в мире, – сыронизировал Томочедорийн-Тома.

Да, трясло основательно.

– Дело в том, – продолжал Томочедорийн, – что монгол без лошади, как лама без дели. У каждого монгола должна быть лошадь. Пешком ходить мы не любим. Как у нас говорят: кумыс всегда лучше, чем моча, четыре всегда лучше, чем два. Но лошадей сейчас не очень-то подержишь. Кризис. А вот машина – это совсем другое дело. У каждого монгола есть машина.

– Прямо-таки у каждого?

– Почти. Монголия занимает одно из первых мест в мире по количеству автомобилей на душу населения. Кажется, второе, после Албании. Автомобили, конечно, не очень новые. Но они едут. У нас говорят: ходить пешком – все равно что есть ногами. Сейчас мы въедем в Улан-Батор, и вы увидите, Владимир, что Улан-Батор занимает первое место в мире по пробкам. Беда в том, что лошади не нужна дорога, а машине нужна. А этого-то мы и не предусмотрели.

Действительно, таких пробок, как в Улан-Баторе, я больше не видел нигде. Ну, разве что в Индии. Километр мы ехали больше часа. Трясло так, как будто тебя методично сажают на кол – и снимают. Снова сажают – и снова снимают.

– А почему-му до-дороги не ремонтиру-руют? спросил я, заикаясь на уланбаторских колдобинах. – Де-денег, что ли, не-нету?

– Деньги есть, – без заикания отвечал Сосорбарамын, по-кавалерийски маневрируя седалищем и тем самым гася ухабы. – То есть дело не в деньгах. Просто в Улан-Баторе конец нашей якутской вечной мерзлоты. Дорогу починил – а она вспучилась. Опять починил – она опять вспучилась.

Я не очень поверил Саше насчет мерзлоты. Во всем этом было что-то от аргументов дорожно-строительной политики московской мэрии.

Наконец мы приехали. Это была гостиница «Чингисхан». Очень красивое высотное здание в виде стилизованного гэра.

– Устраивайтесь, Владимир. Через час мы вас ждем внизу. Пойдем обедать.

– Куда?

– В ресторан «Чингисхан». Это недалеко.

В ресторане «Чингисхан» мы ели баранину, пили водку «Чингисхан» и говорили о Чингисхане. Во время обеда я узнал очень много интересного, во-первых, о баранине, во-вторых, о водке «Чингисхан», в-третьих, о самом Чингисхане. Не буду вдаваться в подробности. Сообщу самое главное.

Баранина. Жарить или варить баранину на огне – это вобщем-то варварство. Самое главное для приготовления баранины – это раскаленные докрасна камни. Вариант первый: берете большой таган. В него кладется баранина. Сверху – картошка, морковка, специи и т. д. Что хотите. Все это заливается водой, сверху кладутся раскаленные камни. Вариант второй, еще более изысканный: берется барашек, свежуется, и внутрь него кладутся раскаленные камни. Я пробовал и то и другое. И то и другое не идет ни в какое сравнение с нашим шашлыком. Баран на камне, выражаясь банально, тает во рту. Говоря иначе, он как бы вкрадчиво, но властно обволакивает все вкусовые резонаторы, и ты находишься в сладком полуобморочном состоянии, похожем на состояние сладкого засыпания в детстве. Хотя надо сознаться, что я с детства даже при запахе нашей обычной жареной баранины теряю всякие нравственные ориентиры и готов ради нее на все, вплоть до государственной измены. Это, конечно, монгольские гены бабы Алёфы.

Водка «Чингисхан». Очень хорошая, мягкая водка. Секрет ее, как выяснилось, в том, что она не 40, а 39 градусов. Я очень уважаю Дмитрия Ивановича Менделеева, но 39 – это тоже неглупо. В них, этих 39, есть какая-то манящая недосказанность. Некий эротизм умолчания и обещание чаемого.

Чингисхан. О нем можно говорить бесконечно. Как выяснилось, он изобрел табак, водку и кумыс (наверное, компас, порох и радио – тоже он). В Монголии Чингисхан везде. В