Пустое сердце Матвея - Ашира Хаан

почувствовала, что лошадь дернулась вперед и перепугалась настолько, что начала дергать поводья во все стороны и зачем-то пытаться пришпоривать ее, сжимая бока ногами.

Этого кобылка испугалась еще сильнее и принялась приплясывать на месте, пытаясь то ли вернуть на место неустойчивую свою ношу, то ли сбросить окончательно. Попятилась назад, обеспокоив и моего меланхоличного коня, рванулась вперед, закрутилась на месте мотая головой.

Вика завизжала уже во весь голос, бросила поводья и вцепилась в гриву. Одна нога ее уже выскочила из стремени и до катастрофы оставались доли секунды.

Не знаю, что во мне такое проснулось. Возможно, все-таки, некоторые навыки не забываются окончательно и всплывают в самые неожиданные моменты.

Я резко дернула поводья на себя, останавливая своего коня, спрыгнула на землю, невесть как не запутавшись в стременах и рванула к Вике.

Руки все сделали сами — перехватили поводья как можно ближе к удилам, дернули вниз и вбок, принуждая кобылку нагнуть голову и остановиться. Схватив Вику за куртку, я буквально втащила ее обратно в седло.

К счастью, к этому моменту неладное заметила инструкторша и оказалась рядом с нами в одно мгновение, тоже спешившись и обняв кобылку за шею с другой стороны.

Что она там ей говорила, похлопывая по морде, я уже не слышала — в ушах шумело, а перед глазами мельтешили черные мушки.

Что-то я старовата для таких развлечений.

Как мы возвращались на базу — достойно отдельной поэмы. Вика категорически отказывалась садиться обратно на лошадь. На любую. И одна, и с кем-то.

Но, проковыляв несколько метров по грязище, сдалась и согласилась на самого меланхоличного тяжеловоза, который вообще был больше похож на лошадку в карусели.

Его в принципе не волновала вся эта суета. Он как шел — так и шел себе.

По дороге домой дождь припустил сильнее. Прогулку мы худо-бедно закончили, хоть и с психологическими травмами, но вернулись промокшие до трусов.

Переодевшись, я дошла до общего зала, где обещали чаепитие со сладостями.

Горячий чай — это было то, что надо. Особенно проапгрейженный коньяком и малиновым вареньем.

Вика, тоже переодетая в сухое, молча уселась в кресло по соседству и протянула руку за бутылкой коньяка, которую принесла мне одна из местных заботливых хозяюшек.

И согреться, и нервы поправить — для всего хорошо.

Мы некоторое время посидели в неловком молчании.

Прервала его первой Вика.

— Спасибо, — негромко сказала она, кутаясь в теплую флиску и не глядя мне в глаза.

— За такое не благодарят, — фыркнула я. — Все равно иначе поступить было невозможно.

— Все равно… Вдруг ты мне жизнь спасла?

— Что значит — вдруг?! — возмутилась я.

Секунду или две мы смотрели друг на друга — она пыталась понять, серьезно ли я, я — пытаясь понять, примет ли она протянутую оливковую ветвь.

А потом вместе облегченно рассмеялись.

И чокнулись чашками, в которых коньяка было больше, чем чая.

— Я была такой сукой… — проговорила Вика, глядя куда-то в сторону. Глаза ее подозрительно блестели.

— Хорош! — я махнула рукой и потянулась за баранкой с маком. — Все в порядке. Передо мной каяться не надо.

— Все равно. Ты как вообще? Нормально?

— Нет. Я пиздец как на тебя зла. Но каяться все равно не надо. У тебя своя совесть есть, с ней и разбирайся.

Вика помолчала пару минут, маленькими глоточками отпивая горячий и оч-ч-ч-чень крепкий во всех смыслах чай.

Уронила, все так же не глядя на меня:

— Ты отняла у меня Матвея.

Я закатила глаза и медленно шумно выдохнула, выражая все свое отношение к подобным претензиям.

— У тебя никогда не было Матвея! — покосилась на нее, упрямо поджавшую губы. — И слава богу! Вот что я тебе скажу. Даже если бы вы оба были свободны — я бы все равно тебя отговаривала бы.

— А сама? — хмыкнула она.

— Между нами ничего нет.

— Конечно! Он же от тебя не отлипает! Всех фавориток забыл!

— Фавориток? — Я подняла бровь. Надо бы узнать, что там были за фаворитки. — Ну и отлично. Мы ведь этого и хотели? Чтобы он отстал. С тобой будет все в порядке, с фаворитками все в порядке, и со мной… надеюсь.

Не знаю, согласилась ли она с моими доводами, но спорить больше не стала.

Тем временем к нам подбежали девушки-хозяйки, заправлявшие чаепитием, и начали предлагать попробовать авторские чайные сборы.

— От нервов, для хорошего сна, для кровообращения! — чирикали они. — Особенно женщинам полезно!

— От импотенции не хотите мальчикам предложить? — съязвила я.

Как водится, на меня посмотрели диким взглядом. Но чаю налили. Со странным вкусом и плавающими обломками веточек.

За целебным чаем пришли и другие подружки Вики — Нина, Лена, Диана и прочие заговорщицы. Видно было, что им рядом со мной слегка неловко, но они держались, хоть и говорили слегка неестественными высокими голосами.

Вот, кстати, за что я все-таки больше люблю женщин больше, чем мужчин. Интриги они закручивают примерно поровну, но у женщин хотя бы совесть есть. Все-таки понимают, что делают что-то не совсем хорошее.

Сколько ни видела мужчин-интриганов — те абсолютно уверены, что это достойный метод борьбы за место под солнцем.

Но потихоньку расслабились и они — наверное, чай от стресса подействовал.

И даже забыли о том, что я там сижу. Потому что разговор, начавшись с того, какой чудесный получился корпоратив, потихоньку перешел на незабываемую личность Матвея.

— Последний раз такой хороший коньяк у Матвея в кабинете пила, — похвасталась Нина. — Когда ревизия была, я ошибку в отчете нашла, сама же и накосячила. Несу ему — думаю, убьет. Иду, чуть не плачу. А он дверь прикрыл, рюмочку мне налил и говорит: «Ты же знаешь, я тебя очень ценю, но если ты сейчас начнешь плакать, я за себя не ручаюсь. У меня на зареванных дур знаешь какой стояк?»

Вика нервно оглянулась на меня, но я только отсалютовала ей своей чашкой.

Она реально думает, что я буду Матвея ревновать или что?

— Ну я стою, не знаю, то ли реветь, то ли ржать. Разревелась, конечно… — Нина вздохнула. — Он подошел, наклонился так, слезы стер большим пальцем и говорит: «Вот и хорошо, что плачешь. Значит, тебе не все равно». Я потом все быстро у него в кабинете исправила и даже почти не задержалась. А жаль…

— Он заботится. Своеобразно, но заботится, — поддакнула Лена. — Успокоил, как мог.

Ну конечно, заботится. Классический манипулятор — сначала довести до слез, потом «утешить».

— Ой! Ой! Ой! Я расскажу! Я! Что было, что было! — суетливая Лена даже вскочила, так ей