Дневник натурщицы - Френца Цёлльнер

Ознакомительный фрагменточень смешные. Один из них, у которого я позировала, говорил так комично, что я не понимала ни одного слова; когда же я говорила, то он всегда отвечал «да, да», и при этом смотрел мне на губы. Сначала мне было жутко, а потом мне стало смешно. Позже я поняла, что он глухой. Именно так (иногда, ведь можно написать и короткое предложение). Я спокойно сидела, он безмолвно писал на своем мольберте, как вдруг что-то тяжелое с сильным грохотом упало на пол. Я немножко вздрогнула и страшно испугалась. Художник засмеялся и показал мне причину шума. Кто-то позвонил, а так как он звонков не слышит, то прикрепил груз в 25 кило таким образом, что он должен был упасть с большой высоты, если кто-то позвонит. Грохот же он, конечно, слышит вполне ясно; говорят даже, что он может танцевать под музыку, он ногами чувствует вибрацию.

В одном большом доме жила целая куча художников; но никогда нельзя было узнать, кому принадлежала мастерская; постоянно трое или четверо бывали в ней вместе, причем вся их деятельность очевидно заключалась в том, что они снимали мастерскую, а для работы же никто из них денег не имел. Но между ними попадались такие славные ребята, что я позировала им в кредит. Одному я как-то раз позировала для конкурса вывесок, другому для иллюстраций сказок. Деньги я должна была получить через четыре недели. Я отправилась туда, но встретила неутешительную картину. Первый, тот, что вывески делал, устроил себе скамейку и стол из угольных брикетов, все остальное было заложено; он сидел и насвистывал что-то маленькому скворцу: хотел его выдрессировать и продать за 10 марок. Но, он совсем не выглядел удрученным. «А к иллюстратору и ходить нечего», – сказал он мне, к тому же он болен». Ну, этих двух должников, очевидно, мне никогда не доведется вычеркнуть из моей записной книжки. И зачем только такие люди становятся художниками? Для этого требуется больше денег, нежели для чего-либо другого, ведь, очень редко кому-нибудь нужно то что они делают. Но, как раз те, которые ничего не имели, были всегда самыми веселыми. Когда я спросила одного из них, как у него получается всегда быть в хорошем расположении духа, он торжественно ответил: «цветы, что пахнут, художники, что творят, птицы, что поют, – все они самые прекрасные, но и самые беззащитные существа», ну или что-то в этом роде.

Собственно говоря, я люблю этих людей, они очень самонадеянны, но никогда не бывают нахальны. Месяц тому назад, со мной случилась такая история. Я была приглашена к одному художнику, которому нужно было рисовать фигуры на потолке. Для этого он соорудил себе мостки из двух больших мольбертов, вышину которых он довел до трех с половиной метров, привинтив к ним толстые бревна, на эти бревна он положил крепкие доски, а поверх всего прикрепил большую чертежную доску. Я должна была сначала залезть на шатающуюся лестницу, почти такую же, как наша, дома, для мытья окон, а потом забраться дальше на мостки. Правда я не испытывала особого желания этого делать. Однако художник, так горячо убеждал меня, что это безопасно, что сам полез на лестницу, чтобы помочь мне. Но вдруг один из мольбертов, имевший колеса, пришел в движение, и вся конструкция обрушилась с ужасным грохотом. Мы крепко держались друг за друга и, так как лестница устояла, то мы не пострадали. Затем в течение доброго часа художник устанавливал новый помост. Помост был необходим, потому что художники должны рисовать картины на потолке таким образом, как будто они все это видят с низу. На этот раз все было сделано прочно и, художник скоро приступил к работе. Спустя некоторое время раздался стук в дверь и так как слезать с помоста было слишком долго, то художник посоветовал мне лечь, и тогда снизу меня не будет видно. Так я и сделала, а затем услышала, как кто-то вошел – это была дама, с которой он разговаривал о различных предметах; мне скоро стало неудобно лежать, и я попробовала повернуться; но тут, я чуть не умерла от страха; на крыше, у самого слухового окошка, под которым я лежала, стоял трубочист и, ухмыляясь, смотрел на меня. Что мне было делать? Сначала, как это ни было трудно, я спрятала свое лицо, так как это была единственная часть тела, которую этот наглец мог когда-либо снова узнать, затем я стала искать глазами что-нибудь, чем я могла бы накрыться. Один из мольбертов был покрыт тонкой материей, и я ухватилась за нее. Я потянула ткань на себя, как вдруг почувствовала, что на ней висит какая-то тяжесть. Я потянула сильнее, вдруг дама, как вскрикнет! Очевидно, котенок, живший у художника, видя, что материя двигается, ухватился за нее и готов был вместе с ней совершить ко мне воздушное путешествие. Когда дама ушла, и мы успокоились, художник револьвером пригрозил трубочисту, умиравшему от хохота, и мы продолжили сеанс, одновременно обсуждая случившееся. Художник сказал, что люди потому неохотно обнажаются, потому что понимают, что не обладают совершенной красотой; я же, говорил он, сама знаю, что у меня прекрасное тело, отчего же я так сильно стыжусь своей наготы? Я подумала и не знала, что ответить; странно, перед художниками я раздеваюсь легко, перед другими же мужчинами мне просто немыслимо это сделать. Тогда художник сказал: «когда мы выбираем человека, который будет нам позировать, мы всегда с большим уважением относимся к нему и его телу». В обычной же жизни обнаженное тело всегда вызывает блудные мысли; а это последнее дело для порядочной девушки. «Ну», – возразила я, а на балах? Почему же там дамы ходят в декольте?» Он ответил, что лишь в весьма редких случаях дамы хотят этим пробудить в мужчинах сладострастные чувства, все дело в том, что по одному только лицу невозможно судить о телосложении девушки, а так как для продолжения рода нужны здоровые женщины, то девицы обнажают свои плечи; по ключицам и груди можно легко составить себе представление о всем теле. На востоке, прибавил он, матери молодых людей осматривают с головы до ног молодых девушек для того, чтобы их сыновья получали красивых и здоровых жен. Вот, таким образом, я еще и учусь кой-чему.

17 января 1897 г.

Вчера я пошла к одному художнику, который уже давно был должен мне четыре марки. Войдя к нему, я удивилась, почему при таком собачьем холоде двери у него открыты. Взглянув внутрь я сначала не поняла, что там происходит.

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---