Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева

Как выкрутиться?

На периферии сознания замаячила мысль о папе. Что если попросить деньги у папы? Он пришлёт, и… маме просто можно будет ничего не говорить. Можно будет вернуть ей папины деньги вместо тех, что были у меня с собой… Но сможет ли папа прислать столько же? И смогу ли я набраться дерзости и вообще об этом попросить?

До общаги мы добрались, когда уже темнело.

Дядя Володя сразу заметил наши похоронные лица и учинил допрос.

Ох, девочки, девочки… – качал он головой. – Ладно, что сделано, того не воротишь. А может быть, и воротишь… – хитро улыбнулся он. – Чувствую, пора звонить Батору!

– Дядя Батор! Дядя Батор! – расцвела Алёна.

И через час мы уже садились в машину к дяде Батору и мчались по вечерним улицам Петербурга.

Дядя Батор оказался земляком и другом дяди Володи. К тому же он имел какие-то связи в бурятской мафии и мог за один вечер вернуть мои двадцать тысяч. Я воспрянула духом.

Мы высадились на канале Грибоедова и спустились в полуподвальную бильярдную.

– Так, девчонки, рассказывайте, как было дело, – велел дядя Батор. – Что за люди, как одеты, что говорили…

Мы с Алёной, немного взбудораженные атмосферой бильярдной, наперебой стали рассказывать и изображать в лицах то парня, то тётку.

– В паре, значит, сработали, – кивнул дядя Батор.

– Кто в паре? – спросили мы недоумённо.

– Ну вы так и не поняли, что ли? Тётка-то подставная была. Это ж все спектакль для вас разыграли. Вы бы её никогда не переплюнули с её деньгами. У неё их знаете сколько в сумке, этих денег? У таких вот, как вы, дурочек, насобирала…

Мы примолкли. Осознавать глубину своей глупости было непросто.

– Ну а дальше? – поторопил Батор. – Как всё закончилось?

Я пошла снимать с карты две тысячи…

– А! На мороз, значит, ходила.

– Мороз? – переспросила я.

Ну, выражение такое – «ездить на мороз». Когда клиент не только всё отдаёт, что при нём, но ещё и домой едет за деньгами или идёт в банк. Две тысячи для них – это копейки… Не стали связываться…

– А если бы было больше?

– С тобой бы пошли вместе. И пошли бы, и поехали, такси бы вызвали, тоже подставное… Всё отработано!

Мне хотелось закрыть лицо руками, чтобы никого не видеть и чтобы меня никто не видел.

– Ладно, – улыбнулся Батор. – Может, ещё можно вернуть хотя бы часть. Я тут позвонил одному человечку, он подскочит, переговорим с ним…

Пока ждали «человечка», мы ужинали, пили чай, а дядя Батор с дядей Володей сменили тему и предались воспоминаниям, хохоча и хлопая друг друга по плечу.

А потом к столику подошёл «человечек», Батор спрятал улыбку и вышел с товарищем на улицу. Вернулся спустя несколько минут.

– Всё узнал, – подвёл он итог. – Да, был сегодня такой случай, но мы опоздали, деньги уже дальше пошли. Если бы раньше немного подсуетились, можно было бы хоть половину отжать…

И вот тут мне наконец захотелось заплакать.

Алёна с папой заметили это и стали меня веселить.

– А что, Батор, давай девчонок покатаем по Питеру?

И мы поехали кататься.

На следующий день я позвонила папе, рассказала о случившемся и попросила прислать сколько-нибудь денег. Папа долго задавал вопросы и огорчался моим ответам. Прислал шесть тысяч.

Объявили результаты экзаменов. Алёна получила двойки и не прошла. А моих баллов хватало только на платное обучение. Я отправилась к Даше с Женей попрощаться и заодно отчитаться маме по телефону насчёт экзаменов. Про деньги я пока говорить не решилась.

– Сколько стоит платное? – напирала мама по телефону.

– Сорок две тысячи в год!

– В общем, сиди там и не дёргайся. Я буду платить. Я готовилась, я уже всё решила.

– Нет, мама, нет, ни за что на свете! Никакого платного! Поступлю на следующий год. Я как раз разобралась, что тут за требования…

Препирались мы долго. Мама называла меня «глупым ребёнком», хвалила за баллы и уверяла, что на бесплатное можно поступить только по блату.

Знала бы она о проклятой Апрашке…

Нет. Конечно, никакой платной учёбы я не заслуживала.

Алёна осталась в Питере, чтобы весь будущий год ходить на курсы. Мы обменялись адресами и обещали друг другу писать. Так и не признавшись маме, я купила билет на папины деньги и поехала домой.

В поезде лежала на верхней полке лицом к стене и едва реагировала на реплики нижнего соседа-кавказца.

– Совсем не ешь ничего, девушка, болеешь, что ли?

– На диете… – чуть слышно отвечала я.

Я ничего с собой не взяла в дорогу и почти ничего не съела за трое суток. Не хотела менять оставшиеся купюры. Я всё не могла расстаться с мыслью, что можно как-то замазать этот инцидент. Отдать маме остаток денег и сказать, что остальное я протранжирила. Но такая версия не годилась хотя бы потому, что я никому не успела купить подарков. Хороша бы я была: спустила все деньги, а маме с сестрой даже крошечного сувенирчика не привезла.

Вокзал, маршрутка, остановка. Я иду к дому сквозь берёзовую рощу и на середине останавливаюсь. Я так ничего и не решила! Что говорить? Как объяснять?

Еле передвигаю ноги.

Но вот и дом, и лестница, и дверь. Мама встречает меня, как будто я пришла со щитом. Она гордится даже тем, что я набрала баллы для платников.

– Мама, – говорю я с порога, – в Питере со мной кое-что случилось. Нехорошее.

Мама с ужасом оглядывает меня. И я всё рассказываю, монотонно, на одной низкой ноте, время от времени набирая в лёгкие воздуха.

– Всё понятно, – заключает мама, – это же цыганка была, да? Цыганка?

– Ну… не знаю…

– Это гипноз, Танечка… Они кому угодно могут голову заморочить – хоть профессору, не только тебе… Были случаи.

Неужели мама меня ещё и оправдывает?! Но вот она наконец переключается на другую мысль.

– Подожди, – говорит она, – так а на какие деньги ты там жила? Ты на что билет-то купила?

– Мне прислал… папа, – сознаюсь я и заливаюсь краской. Слово «папа», как обычно, даётся мне плохо.

Мама срывается с места, бежит в ванную и запирается. Из-за двери я слышу её громкие рыдания. Подхожу и тихонько скребусь:

– Ма-ам… Ну ма-ам… Ну прости меня, ну пожалуйста…

– Уйди! – говорит мама страшным голосом, и я ухожу в комнату пережидать. Хочется свернуться в комок, превратиться в точку, исчезнуть.

Всё противно, и я себе противна. Чувство непоправимого меня душит. Бесконечная мысль движется по кругу: а если бы я не взяла с собой эти деньги…