Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов

Хорош.

Лица за красками не узнать, да и не нужно; голос его остался прежним — а впечатление есть. Старый индейский вождь Парящий Орел выходит на тропу и видит на ней русский народный камень: налево пойдешь — лишишься всего, направо пойдешь — лишишься чего?

Куда же, Билл, мне надо было поворачивать тогда, а?

Захотелось еще раз зайти в комнату, глянуть на «Падающую звезду», но Анатолий остановил себя: либо будем показывать картину Насте, либо… Про второе «либо» думать нельзя, это приказ.

Спускаясь по лестнице с пятого этажа, закуривая на ходу, Анатолий попытался составить хоть чуточку разумный план действий — ну может, все-таки, разум поможет?

* * *

— Ладно, Таня, я пойду.

— Настя, что ты? Оставайся.

— Странная ты, подружка: только что выгоняла — а теперь?

— Запуталась я, Настя.

— Распутывайся, а я пойду. В ванной отмокну, утром надо девочкам завтрак сделать… Лежи-лежи, я сама.

— Ой, Настя…

* * *

Сентябрьская ночь, спасибо Луне, встретила Анатолия прохладой.

Чувствовалось странно: краска по линиям стягивала кожу лица, индейский убор напоминал о себе при каждом движении.

Принять Настю могли многие, но, вероятнее всего, она у Татьяны или у Ольги.

Анатолий пожалел об оставленной дома бутылке, но скрепил себя: если что — успеет.

Трудно дался первый шаг, из-под козырька на свет, второй оказался легче. Во времени Анатолий как-то потерялся, но было никак не меньше часу ночи, их маленький Энск должен быть пуст и тих.

Хотя суббота.

Анатолий сразу начал считать шаги — первый, второй, третий — и по детской привычке старался не наступать на линии стыков составляющих дорожку плит.

* * *

— Таня, забудь, что я тебе сегодня говорила.

— Попробую, Настя… Главное — девочки.

— Ага… Я пойду?

— Иди… Сигареты у тебя есть?

— Есть еще, хватит… Да и не надо мне больше курить сегодня.

* * *

Группа веселящихся подростков вывернула из-за угла навстречу Анатолию, когда его отделяло от поворота шагов пять.

— Гляньте!

Он услышал возглас и по голосу узнал Кольку, одного из своих учеников. Поворачивать было поздно и смешно.

Анатолий бросил сигарету, выпрямился и последний шаг сделал с гордо поднятой головой.

Шаг пришелся на линию стыка плит, но он уже не отвлекался.

— Кто это? — раздался тот же голос.

— Индеец, — услышан ответ.

Не узнают, — решил Анатолий, — без бороды не узнают.

И, словно напоминая, что первый год в их классе он работал голобородым, донесся изумленный шепот:

— Здравствуйте, Анатолий Владимирович…

Пришлось остановиться. Он глянул в глаза говорившему (проклятые перья дали тень на лицо), кивнул, обвел взглядом остальных, кивнул еще раз и так же молча шагнул дальше, сквозь мгновенно расступившуюся компанию своих учеников.

Голосов сзади не слышалось.

Парящий Орел дошел до поворота и, свернув за угол, исчез, словно его и не было.

Только тогда один из учеников сказал, ни к кому не обращаясь, ничего не понимая в происходящем:

— У него боевая раскраска на лице, черно-красная.

— Нет, — возразил второй, стоявший с другой стороны, — я разглядел: сине-белая, мирная.

И спора не возникло.

* * *

Встреча такая ничего изменить не могла, ученики давно обо всем знали; о чем не знали — догадывались. На уроках Анатолий часто ловил на себе взгляды, которые можно было истолковывать как угодно: и как сочувствие, и как презрение.

Еще давно, когда путь только начинался, Анатолий выбрал в конце концов опору: дети неминуемо становятся взрослыми — и начинают понимать то, чего не понимали раньше. Опускаться до объяснений Анатолий не мог и не хотел. Это мерзко, слышите, мерзко: объяснять кому бы то ни было, что он… что ему… И даже про пьянство понял тогда Анатолий: оно как альпинистское снаряжение. Если вдруг войдет в моду, ходить с ним будут все, особенно молодые: но не выкидывать же из-за этих пустяков веревки и крючья тому, кому они действительно необходимы?

Пусть запишут по этой причине в кого угодно — мне всё равно. Неразрешимый вечный вопрос — Высоцкий пил из-за безмерного внутреннего напряжения — или писал с такою силою от безумной горечи понимания — себя не изменить?

Анатолий нахмурился: даже сейчас, идя в последний путь, не отвлечься от жизни. Глянем на небо: может, упадет звезда — ведь для нее готово желание? Ах, да, Луна в полнолунии затмевает всё, как Настя.

* * *

Сначала к Татьяне, — решил Анатолий, — я чувствую, она там.

Три квартала — рядом; может, сначала зайти к своему, к другу, посмотреть, как Сашка прореагирует на индейский наряд? Вот его дом: окна темны. А вот и сам Сашка, качается, сидя на скамеечке — сегодня суббота.

— Здорово, Саня. — Анатолий присел перед ним на корточки.

— Привет, — Сашкин взгляд был мутным, нечистым. — Ой!

Он отшатнулся.

— Ты кто?

— Сань… неужели не узнал?

Пьян был Саня здорово, но голос держал:

— Толян, ты чего — ошалел в атаке, вождь?!

— Тихо, Саня, я потом всё объясню.

— Погоди, дай выпью, — Саня наклонился к земле и достал из-под скамейки полупустую маленькую. Глотнул и выдохнул:

— Будешь?

— Нет, — услыхал Анатолий свой ответ, и удивился ему, и укрепился в нем.

Саня протянул руку и попытался потрогать перо:

— Настоящее?

— У меня всё настоящее, Сань, ты же знаешь.

— Из-за Настьки?! — Саня сплюнул и еще раз приложился к маленькой. Допил остатки и выкинул пустышку в кусты. — Ну и дурак. Что, не знаешь, как она встретит?

— Думаешь, плохо?

— А думаешь хорошо?

Анатолий никогда не разговаривал с друзьями о Насте, сколько бы ни выпил; и Саня позволял себе какие-то оценки только в особенные, бьющие обоих минуты. Но и тогда Анатолий выслушивал его молча.

— Всё, Сань, я ушел. И тебе домой пора.

— Ага. — Саня ухмыльнулся и вытащил из внутреннего кармана куртки новую маленькую. — Будешь?

Анатолий поднялся, чтобы уйти.

Донеслось:

— Эх, я бы на твоем месте… Вождь.

Дослушивать Анатолий не стал: на его месте из знакомых не мог оказаться никто, ни один человек.

* * *

С Настей он столкнулся лицом к лицу у таниной парадной.

Луна и тут вмешалась: выходившая из подъезда Настя осталась в тени, под козырьком, Анатолий, не дошедший шага — на свету. Надежда всё понять по первой настиной реакции рухнула: лица Анатолий не увидел. Замерли оба: Анатолий попытался найти слова, но оставил попытки. Стоял и ждал, пусто, бездумно, спокойно.

Голос Насти прозвучал тихо и холодно:

— Ты сейчас пойдешь домой и смоешь все эти… фокусы. Тебя кто-нибудь видел?

Не отвечая, Анатолий поднес правую руку к голове и начал