Туманный урок - Ила Сафа

улицу, сели за стол и начали обсуждать переселение в дом части их большой, но, видимо, не особо дружной семьи. Милая молодая сотрудница Красного Креста не имела понятия, с кем связывалась. Впрочем, я тоже.

Не знаю, можно ли было назвать этих цыган украинцами, но прибыли они оттуда. Очень грустили, что пришлось покидать их большой дом, где места хватало каждому. Теперь они требовали найти им такой же. На всех. И никак иначе. Представить, что кто-то обоснуется на соседней улице или ещё хуже – в соседнем городе, они не могли. Девушка в белом поло с красным крестом пыталась объяснить, что для них и так сделали невозможное – нашли двухэтажный дом с мебелью, посудой и всем необходимым аж на десять человек! Остальным в ближайшее время предоставят две квартиры в том же городке. Гита, Роза, Наталия, Людмила и Злата одновременно задавали множество вопросов, перебивая друг друга. Их не смущало, что отвечала я одна, сперва переведя и потом снова переведя. Их интересовало, есть ли поблизости магазин, вокзал, врач, парк для прогулок, школа, детсад. Но в основном вся дискуссия сводилась к тому, что цыгане рьяно стремились из десяти мест сделать семнадцать, а молодая немка безуспешно пыталась сослаться на какие-то нормы проживания.

– А если мы в каждой комнате ещё по кровати поставим? – не унималась Наталия.

Ситуация сложилась тупиковая. Цыгане не хотели разделяться, точнее, не могли выбрать, кого исключить из семьи. Немцы не могли расширить дом. На всю округу развернулись многоголосые дебаты. Девушка с папкой смотрела на меня расширенными от шока глазами и спрашивала, о чём они так ругаются. Я не понимала ни слова. Орали они на цыганском.

Напоследок поступила дополнительная информация. Женский табор она воодушевила, а вот сторона Красного Креста взволновалась. Мне стало любопытно.

– В доме есть небольшая пристройка в виде двухкомнатной квартиры, но она сдаётся. Там люди живут. Они очень милые и тихие. – Я переводила, в душе жалея этих жильцов-«счастливчиков», кем бы они ни были.

– А нельзя их, ну, того? – Наталия подёргала кистью руки, как будто стряхивала невидимый мусор.

– Мне это переводить? – тихо спросила я.

Пауза. Переглядки.

– Нет, не надо. – Наталья передумала спрашивать.

После двух с половиной часов переговоров девушка попросила меня в последний раз перевести, что «завтра в четырнадцать ноль-ноль за ними приедут и отвезут в дом, чтобы были готовы. Если откажутся от предложения, то искать жильё им придётся самостоятельно». Я перевела, девушка с папкой удалилась.

Этими историями я делилась исключительно дома. Их было немного, потому что я достаточно быстро перестала туда ходить. Добровольцев-переводчиков хватало с избытком. Все они стремились «забронировать» максимальное количество часов. Как правило, именно переводом заниматься почти не приходилось, большая часть времени оставалась свободной. Иногда я общалась с беженцами на бытовые темы, иногда сопровождала к дежурному врачу, разносила почту. Борьба за эти часы безделья ожесточилась, когда начали оплачивать услуги волонтёров. Участвовать в этом я не стала.

В школе были другие истории. Там я то и дело натыкалась на обрывки разговоров детей и подростков, от которых становилось мерзко. Однажды один мальчишка сказал что-то вроде того, что русские солдаты взрывают украинские дома, а потом играют в футбол оторванными головами детей. Я не выдержала и закричала, чтобы он хоть немного думал, о чём говорит. Складывалось ощущение, что многие происходящее воспринимали не трагедией двух народов, а увлекательным боевиком. Ученики повторяли родительские слова, и почти всегда звучало что-то типа: «Путин – агрессор, русские – разжигатели войны, всем из-за них плохо». Даже мои дети пару раз попали под раздачу на детской площадке и в школе. Колкие фразы ранили их до слёз. Если учителя строго пресекали подобные комментарии, то на улице это поведение никак не регулировалось. Я не знала, что с этим делать. Оставалось молиться, чтобы этот ужас закончился, чтобы сильные мира сего наигрались в свои игры, а простые люди смогли вернуться к нормальной жизни.

– Катарина, я же лично тебе сказала, чтобы вы после обеда либо в школьном дворе играли, либо отправлялись в наш парк и к трём вернулись – там родители к этому времени хотели детей забрать. Почему вы пошли в дальний парк? До него только идти минут двадцать пять и столько же обратно! После обеда, когда детей забирают в разное время, мы всегда остаёмся поблизости!

Полная разочарования, я беседовала с Катариной, которую оставила за главную в лагере, уходя в половину второго домой. Кроме меня, Ингрид могла себе представить лишь её в качестве ответственного лица, которого можно было оставить до закрытия. Вообще, она хотела, чтобы во время каникул я трубила по девять с половиной часов с коротким перерывом на обед. Все остальные коллеги оставались часа на четыре-пять и в течение дня сменяли друг друга. Я же после первых организованных мною каникул поняла, что работать полный день невероятно трудно. После такой ударной смены сил хватало разве что доползти до кровати. А вымотаться было отчего: я отвечала за тридцать с лишним детей, следила за поставками обедов, координировала поездку с водителем автобуса до зоопарка или крепости, организовывала коллег, которые могли и смену свою перепутать, отвечала на звонки родителей, одновременно водила детей в походы, парки, на детские площадки, устраивала игры, клеила коробки, рисовала обезьян, читала сказки, делала временные блестящие татуировки, успевала параллельно фотографировать яркие моменты, чтобы в конце создать коллаж на память, включала детские познавательно-развлекательные программы, ведь, кроме меня, с проектором и ноутбуком никто не справлялся, проводила викторины и, даже вернувшись домой, выдумывала новые активности. Мои дети уезжали к бабушке с дедушкой, муж был на самообеспечении. Предложение дать мне пару неполных дней среди недели Ингрид восприняла без восторга, но всё-таки согласилась. К тому же у меня скопилось неимоверное число переработок, которые я не знала куда девать. Если бы взяла отпуск на все сверхурочные, то могла бы не появляться в школе весь учебный год. Однажды я попросила бухгалтерию перевести шестьдесят отработанных мною часов в денежный эквивалент – второй вариант их использования. В итоге сумму начислили значительно меньше, чем составляла моя обычная зарплата. В тонкости учётов и вычетов я не вникала, но такая математика мне не понравилась.

– Да, но мы опоздали на пять минут! А Ингрид из этого устроила такую трагедию! – оправдывалась Катарина.

– Мне Ингрид сообщила, что вы пришли в пятнадцать минут четвёртого и одна мама уже ждала ребёнка, крайне недовольная этим обстоятельством. – Я внимательно смотрела на неё.

– На пять минут! И мне, кстати, эта