Учитель Гнус - Генрих Манн

в угол, за стул Ломана. Гнус молчал и задыхался; он выглядел точно так, как она себе его представляла во время пенья. И глаза у него были вчерашние, дикие… «Почему он отказался от ромашкового настоя?» – в тоске подумала она.

Гнус же думал: «Всему конец!» Напрасны его усилия, напрасен неимоверный труд карателя, если Ломан все-таки сидит у артистки Фрелих. Он, Гнус, противопоставил ее человечеству, он трудился в поте лица для того, чтобы отнятое у других досталось ей, а она сделала так, что самые мрачные его виденья стали реальностью – Ломан, Ломан, в чертах которого воплотилось все наихудшее, все самое ненавистное, сидел у нее! Что ж теперь остается? С артисткой Фрелих кончено – значит, кончено и с Гнусом. Он должен приговорить к смерти ее, а следовательно, и самого себя.

Он не проронил ни слова и вдруг схватил ее за горло! При этом он хрипел так, словно это его душили. Чтобы перевести дыханье, он на секунду выпустил артистку Фрелих. Она воспользовалась этой секундой и крикнула:

– Ему противна чувственная любовь! Он сам сказал.

Гнус снова впился в нее. Но тут его схватили за плечи.

Ломан сделал это «для пробы». Он не был уверен, что в спектакле и ему достанется какая-то роль; все было точно во сне. Разве наяву такое возможно? В его разумном представлении своеобычное развитие Гнуса протекало гладко и в известной мере отвлеченно, как в книге. Рукоприкладство в нем не было предусмотрено. Ломан придумал интересную теорию касательно своего старика учителя; но он не знал души Гнуса – ее срывов в бездну, ее страшного горения и одиночества, тяжкого, как проклятие. Все это открылось Ломану слишком внезапно, и его охватил страх, страх перед действительностью.

Гнус обернулся к нему. Артистка Фрелих с визгом кинулась в соседнюю комнату и шумно захлопнула дверь. Первое мгновенье Гнус был точно пьяный; но тут же весь подобрался и, тесня Ломана, начал кружить по комнате. Ломан, чтобы не стоять с растерянным видом, подошел к столу, взял свой бумажник и почему-то начал его поглаживать. «Что бы такое сказать? – думал он. – На кого похож этот человек! Не то паук, не то кошка, глаза сумасшедшие, по лицу катятся разноцветные капли пота, трясущиеся челюсти в пене. Не очень-то приятно, когда такое существо тебя преследует, протягивает к тебе свои искривленные щупальца и что-то бормочет».

Гнус нечленораздельно бормотал:

– Несчастный… ты посмел… Взять его… наконец-то… пойман с поличным… за это отдашь… все отдашь…

Он вырвал из рук Ломана бумажник и бросился вон из комнаты.

Ломан не двигался с места, охваченный ужасом, ибо здесь совершилось преступленье. Гнус, этот интересный анархист, совершил самое обычное преступленье. Анархист – нравственное исключение, вполне понятная крайность; преступленье же – это только обостренное состояние общечеловеческих склонностей, и ничего примечательного в нем нет. Гнус только что пытался на глазах у Ломана задушить свою жену, а затем ограбил самого Ломана. Комментатор сбился с толку, у наблюдателя сбежала с лица благосклонная усмешка. Ум Ломана, никогда еще не подвергавшийся столь невероятным испытаниям, немедленно утратил свою незаурядность и на слово «преступление» ответил, вполне буржуазно, словом «полиция». Правда, он отдавал себе отчет, что идея эта не очень-то оригинальна, но тут же решил: «Хватит», – и разом отбросил все сомнения. Во всяком случае, поступь у него была твердая, когда он двинулся к двери в соседнюю комнату, желая убедиться, что она заперта. Он, правда, слышал, как артистка Фрелих повернула ключ, но считал своим долгом еще раз удостовериться, что после его ухода она не попадет в лапы своего преступного супруга… И Ломан убежал из их дома.

Прошло около часу времени, толпа на углу все разрасталась. Город ликовал, так как арест Гнуса был уже решенным делом. Наконец-то! Горожане освобождались от гнета собственной порочности вместе с устранением соблазна. Мало-помалу приходя в себя и оглядываясь на трупы вокруг, они понимали, что откладывать этот арест было уже невозможно. И почему, собственно, власти так долго мешкали?

Телега, на которой высоко громоздились пивные бочки, загородила пол-улицы, мимо нее с трудом протиснулась карета с полицейскими чинами. За каретой бежала торговка фруктами; господин Дреге, бакалейщик, зачем-то приволок сюда резиновый шланг.

Толпа шумела перед домом Гнуса. Наконец появился он сам под конвоем полиции. Артистка Фрелих, вся в слезах, растерзанная, полуодетая, дрожащая от горя, раскаяния, исполненная небывалой покорности, цеплялась за него, висла на нем, казалось – стремилась слиться с ним воедино. Ее тоже арестовали, чего Ломан не предвидел. Гнус подсадил ее в карету с опущенными занавесками на окнах; глаза его искали кого-то в орущей толпе. Возчик на телеге с пивом высунулся из-под кожаного навеса – физиономия у него была бледная, нахальная – и пискливым голосом крикнул:

– Гнуси-то, гнуси полна карета!

Гнус стремительно оборотился на «это имя» – оно уже опять было не венком победителя, а комом грязи, – и узнал Кизелака. Вытянув шею, задыхаясь, старик погрозил своему бывшему ученику кулаком. Но струя воды, пущенная из шланга господина Дреге, ударила ему в рот. Он захлебнулся, кто-то толкнул его в спину, и, оступившись на подножке кареты, он навзничь упал в темноту к ногам артистки Фрелих.

* * *

Спасибо за выбор нашего издательства! Поделитесь мнением о только что прочитанной книге!

Notes

1

Орлеанская дева – Жанна (Иоанна) д’Арк (1412–1431) – национальная героиня Франции из эпохи так называемой Столетней войны (1337–1453). Семнадцатилетняя крестьянка из лотарингской деревни Дом-Реми возглавила освободительную борьбу против англичан, вторгнувшихся в то время в ее страну. Этому событию Фридрих Шиллер посвятил романтическую трагедию «Орлеанская дева» (1801), входившую в обязательную программу для классических гимназий.

2

Проникнув ко двору французского короля Карла VII, Иоанна в доказательство своей божественной миссии рассказывает ему содержание его молитв. В первой король просит бога покарать его в случае, если французский трон незаконно достался его предкам. Во второй король молит о том, чтобы всевышний, если Карлу суждено утратить престол, сохранил ему три блага: спокойствие души, друзей и возлюбленную. Пораженный проницательностью Иоанны, король останавливает ее, и третья молитва остается неизвестной читателю.

3

Здесь и далее перевод стихов А. Ибрагимова. – Ред.

4

Историческая драма Фридриха Шиллера, написана в 1804 г.

5

Для продвижения по службе в вильгельмовской Германии необходимо было держать специальные государственные экзамены. Не выдержавшие этих экзаменов оставались на низших ступенях чиновничества.

6

Член религиозной протестантской секты (другое название – «Богемские братья»), требующей возврата к первоначальному христианству. Свое название ведет от местечка Гернгут в Саксонии.

7

Амалекитяне – легендарное библейское племя, кочевавшее по Синайскому полуострову. Напало на евреев во время исхода последних из Египта. Согласно библейским толкователям – синоним зла.

8

Пиетизм (от лат. pietas – благочестие) – религиозное течение в лютеранской церкви, возникшее в конце XVII в. Первые пиетисты проповедовали нравственное самосовершенствование и благочестие в противоположность формальной стороне религии. Позднее пиетизм приобрел черты реакционно-фанатические и ханжеские.

9

Имеются в виду античные поэты и писатели.

10

Жители этого портового городка говорят (в оригинале) на нижненемецком диалекте. Этим замечанием, сделанным невзначай, Генрих Манн намекает на то, что Гнус, возможно, приехал в городок из Пруссии, где в школе давно уже господствовала муштра.

11

Немецкая социал-демократия выступала за улучшение условий учителей народных школ (см. следующее примечание).

12

Народный учитель преподавал в народной школе, представлявшей собою элементарную начальную форму массового школьного обучения. В то