Пустое сердце Матвея - Ашира Хаан

зубные щетки и мужская бритва на полке? — спросил Матвей, принюхиваясь к содержимому своей чашки. — И халатов тоже два. У тебя таки есть муж?

— Нет, мужа нет, — Марта ехидно усмехнулась. — А что, ты боишься?

— Ну хотелось бы знать, не явится ли он в самый неподходящий момент.

— Вот когда ты видишь бритву, халат, большие тапочки в коридоре, синюю зубную щетку рядом с розовой, мужской дезодорант, ты что думаешь первым делом?

— Что у тебя есть мужик, — честно ответил Матвей.

— Вот! — Она подняла палец вверх. — Поэтому и лежат.

— Это ритуал какой-то? Магия? Типа трусов на люстре?

— Нет. Какое колдовство? — нахмурилась она.

— Чтобы привлечь мужчину в жизнь. Трусы же за этим вешают. И тапочки мужские покупают.

— Боже! Нет! — Марта искренне расхохоталась, да так, что ей пришлось поставить чашку с кофе на стол. — Наоборот! Чтобы сантехники, курьеры, электрики, или кто еще заглянет, сразу подумали, что у меня есть муж. И поостереглись. Женщина, живущая в одиночестве — слишком легкая добыча.

— Это паранойя, — фыркнул Матвей. — Не думаю, что сантехники будут к тебе домогаться.

— Это не будет паранойей, если со мной что-то случится. Наоборот — люди скажут, что я сама виновата, что впустила мужчину в дом и не приняла никаких мер безопасности.

— Опять ваша феминистическая чушь?

— Опять наша женская чушь, Матвей. Ты можешь себе позволить об этом не думать, а мы нет. Вот что ты последний раз делал для своей безопасности, когда ночью возвращался домой?

Он еще раз понюхал кофе, сделал осторожный глоток.

Ну горький. Что еще надо было почувствовать.

Марта ждала ответа.

Он вздохнул.

— Странный вопрос. Что делал? Ну машину на сигналку поставил.

— Это для безопасности машины. А для себя? Ключи, например, заранее достал?

— Ну… наверное.

— А зачем?

— Чтобы быстрее домой попасть

— В лифте зажимал их между пальцами?

Он смотрел на нее непонимающим взглядом.

Марта встала, сходила в коридор и принесла ключи. Зажала их так, чтобы между пальцами торчали стержни, словно шипы кастета.

— Вот так. Чтобы ударить, если кто-то нападет.

— Часто нападают?

Матвей расслабился, откинувшись в кресле, и сделал еще один большой глоток кофе.

Что-то в нем было такое… Мазохистское. Горько и невкусно, но как-то по-особенному глубоко.

— На меня? Или тебе статистику найти?

— На тебя.

— Понимаешь… — Марта держала свою чашку у губ, делая крошечные глоточки между фразами. — Этот вопрос не имеет правильного с точки зрения мужчин ответа. Если я скажу, что редко — ты опять скажешь, что это паранойя. Если я скажу, что часто — ты спросишь, где я хожу, в чем я хожу, не хожу ли я пьяной и как вообще себя веду, что провоцирую. И посоветуешь сидеть ночами дома. А ты сидишь?

— Я… — он осекся, понял, что чуть не попался в ее ловушку, ответив, что он мужчина. И это другое.

— Что еще ты делаешь? — спросил он вместо этого. — Для своей безопасности?

И не ожидал, что она ответит без запинки:

— Отсылаю подругам номер такси, в которое сажусь, и если мне не нравится водитель — звоню кому-нибудь по дороге. Прошу таксиста подождать, пока я дойду до двери подъезда, чтобы никто не вошел следом. Не езжу в лифте с мужчинами. Хожу только по освещенным улицам рядом с местами, где есть люди. Захожу в магазин, если за мной идет мужчина. Не включаю сразу свет, после того, как вернулась домой.

— А это зачем?

— Чтобы тот, кто поджидает меня снаружи, не смог вычислить мою квартиру. Если я зашла в подъезд поздно вечером, а потом зажегся свет в окне — наблюдатель поймет, в какой квартире я живу. А это уже опасно.

Она смотрела на него напряженно, ожидая какой-то реакции.

Но у него внутри звенело напряжение не меньшее.

И он не знал, что ей сказать.

Они сюда поднялись, чтобы поговорить о феминизме и ночных опасностях?

Или зачем?

— То есть, ты считаешь каждого мужчину потенциальным преступником?

Матвей хотел произнести это ядовито, но получилось зло.

— Да.

Она не отвела взгляд.

— А своего погибшего друга ты тоже считала таким?

Ее поза не изменилась.

И выражение лица тоже.

Только резко сузились зрачки.

Марта молча встала, забрала у него пустую чашку из-под кофе. Свою тоже взяла. Открыла еще один шкаф — внутри оказалась посудомойка. Она поставила туда чашки и захлопнула дверцу.

Развернулась, оперлась на столешницу позади себя ладонями.

У нее было очень расслабленное выражение лица.

Как будто только что ничего не произошло. Не было удара Матвея в уязвимое место.

— Знаешь, — сказала она. — Как мне было сложно делать ремонт в этой квартире? Абсолютно на все строительная бригада говорила: «Так никто не делает!» Кухня без плиты — так никто не делает! Ванная в комнате — так никто не делает! Плитка в спальне — так никто не делает! Обои на откосах — так никто не делает! Знаю, чего хочу и готова заплатить — и все равно бешеное сопротивление! Я больше времени тратила, чтобы объяснить, что я хочу именно так, чем они потом это делали.

— Так почему у тебя кухня без плиты? — спросил Матвей.

— Потому что я не готовлю! Очевидно же, — Марта закатила глаза.

— Допустим, не готовишь. Но иногда плита все равно нужна. Например… — он замешкался, пытаясь вспомнить, что обычно делают с плитой.

— Чай можно сделать с водой из кофеварки, готовую еду я разогреваю в микроволновке, если захочу котлету с макаронами — есть доставка.

— А яйца? Тоже в микроволновке? — сощурился Матвей.

— Ты не поверишь… — понизила голос Марта и заговорщицким тоном сообщила: — Вареные яйца тоже есть в доставке. Абсолютно все есть в доставке.

— Стейк? — придумал он. — Пока доедет — остынет. Разогревать стейк — кощунство.

— Ради хорошего стейка могу и прогуляться до ресторана. Сама я его все равно пожарю плохо.

— Еду не готовишь, посуду не моешь, — он кивнул на дверцу, за которой пряталась посудомойка. — Что же ты делаешь по дому?

— Не готовлю, не мою. И полы не мою. У меня есть клининг и робот-пылесос.

— Настолько сложно самой, что готова за это платить?

— Готова, — пожала она плечами. — Ненавижу заниматься хозяйством. Как будто ты любишь. Сам когда последний раз унитаз мыл?

— Это другое. Я…

И снова он осекся на привычном «я мужчина».

Матвей даже не догадывался, как часто он использовал этот аргумент, пока Марта не заставила его это увидеть.

Почему с ней так непросто? Как будто само ее существование обостряет войну между мужчинами и женщинами. Она подвергает сомнению буквально каждую базовую вещь, о которой он раньше