Пассажиры империала - Луи Арагон

А он славный старик, этот дядюшка. Только такая сволочь, как Полетта, может называть его старым скрягой. Какой быстрый приговор: скряга! А в действительности у него теперь ни гроша за душой. Замок заложен. Странно, что для Полетты бедность — непростительное преступление. Она тотчас заподозрит обедневших людей во всех смертных грехах. Деньги… Разумеется, чужая душа потёмки, — неизвестно, что там на уме у дядюшки. Он всегда очень любезен с мужем племянницы. А кто знает истоки этой любезности? Он дорожит деньгами, которые получает на содержание внуков, и той суммой, которую дополнительно дают ему Пьер и Полетта, когда приезжают в Сентвиль. Эти деньги помогают ему сводить летом концы с концами. А не будь этого, так может быть… Ну и что ж тут такого? Деньги разъединяют и деньги соединяют.

При мысли о деньгах вспомнился Париж и биржевой маклер, с которым Пьер всегда имел дело. Контора его у самой биржевой площади. Какие в ней отличные прилавки красного дерева и усердно начищенные медные поручни. В приёмной на столе лежат проспекты всевозможных деловых предприятий. Господин де Кастро всегда сам принимал клиентов. Он человек большого ума, и, конечно, безукоризненно честный. Брюнет, невысокого роста, с проседью на висках. Он многому научил Пьера, и как раз от него преподаватель истории получил некоторые сведения о технике банковского дела, весьма полезные ему для исследования о системе, введённой Джоном Ло. А сам-то Ло… Странная личность!.. И вдруг опять возникла мысль, уже не раз приходившая ему в голову. Что если Полетта в самом деле вышла за него ради денег? Сердце больно сжалось, но тут же Пьер с цинической, как ему казалось, иронией подумал, что это с каждым днём имеет всё меньше значения, потому что с каждым днём у него всё меньше становится денег…

И вдобавок ко всему, в этой дыре парижские газеты получались только во второй половине дня. Лионские газеты почтальон доставлял около десяти часов утра. Но там биржевые курсы сообщались далеко не полностью.

А вдруг он выиграет на этот раз, благодаря комбинации, которую ему подсказал этот дьявол де Кастро. Как всегда, Пьер строил воздушные замки и сам не верил в них, — просто тешился увлекательной игрой. Но теперь в его мечтаниях Полетта уже не присутствовала, её место заняла какая-то другая женщина. Пьер не скупился с этой незнакомкой, дарил ей кружевное бельё, как у дорогих кокоток, и чудесные духи… Трудно, оказывается, представить себе в воображении духи… А может кто-нибудь составлять духи по вдохновению, как сочиняют музыку композиторы?..

Боже мой! Ведь есть же на свете люди, которых ничто не сковывает, которые могут поехать в любое место, куда им только вздумается. Поживут то в одном городе, то в другом, отправятся в Ниццу или в Италию. Останавливаются в лучших отелях, не таскают с собой прислугу. Могут позволить себе всякие безумства, сорят деньгами, ни одного вечера не сидят дома, повесничают целые месяцы, а потом вдруг всё им надоедает. И поезд или пароход увозит их. Пьер закрыл глаза и представил себя на море.

В окно доносились голоса и смех игравших на террасе детей. Пьер прошептал: «Долг!..» — и горько усмехнулся. Если верить, что у тебя есть некий долг, — это может быть побудительной причиной твоей деятельности… А если не веришь в этот «долг», а на нём построена вся твоя жизнь?..

Ходить на симфонические концерты открыто, а не тайком, как теперь, потому что вашей супруге такие развлечения скучны, она не в силах понять, как это можно часами слушать музыку. Во всех мечтаниях Пьера Меркадье музыка служила самым веским оправданием любых экстравагантных замыслов. Во имя музыки он простил бы себе всё, что угодно. Когда воображение рисовало ему, как он живёт один, на свободе, не ведая укоров совести, — всё извиняла и освящала музыка. Конечно, в мечтах у него были и рулетка, и скачки, и прекрасная незнакомка. Но ведь всё это было лишь модуляцией звучавшей вдали мелодии.

Он направился в свою комнату, чтобы переодеться. Нельзя же в деревне разгуливать одетым по парижской моде. Супруга его сидела в постели, держа на коленях поднос. Она изволила завтракать.

— Как ты рано встал, — сказала она. — Ты ходил гулять?

— Нет, мылся в ванне.

— А-а!

Это уже можно было назвать сердечным разговором. Пьер надел охотничий костюм и гетры. Переодевшись, он вышел, и Полетта с чувством облегчения посмотрела ему вслед. Ведь когда он явился после ванны, она с тоской подумала: «Неужели он опять начнёт…»

«В сущности, у нас с ней чисто денежные отношения, — думал Пьер, проходя через парк (он решил прогуляться в Бюлоз, посмотреть, не изменилась ли деревня с прошлого года). — Я оплачиваю её туалеты, она мне родила детей. Надо, чтобы у неё в хозяйстве всё шло своим чередом и чтобы дети росли и чтобы она внушала зависть своим приятельницам, например, этой Денизе. А мне, вероятно, полагается всему этому радоваться и гордиться своим общественным положением. Разумеется, не такое уж оно значительное для моего возраста… Да, далеко не значительное…»

На дороге послышался какой-то неприятный шум. Хорошенькое дело — автомобиль! Оказывается, нынче автомобили уже и в горах разъезжают! Какой прогресс!

Машина, катившая ему навстречу, должно быть, ехала из Бюлоза. Открытый коричневый автомобиль на высоком ходу; шофёр в большущих чёрных очках, в фуражке и в сером пыльнике. Завидев Пьера, он затормозил.

— Здравствуйте, мосье Меркадье!

Неужели это доктор Моро? Ну да, он самый. Недавно купил себе машину. Что поделаешь, нельзя отставать от века. Пока это ещё не совсем привычный способ передвижения, но всё же какая экономия времени! Доктор хотел двинуться дальше, однако мотор застопорил. Пришлось доктору вылезти из кабинки, и он с большим трудом завёл мотор.

— Кажется, эта рукоятка опасная штука, — сказал Пьер.

— Да, довольно опасная… — подтвердил доктор, торопясь воспользоваться благосклонностью мотора. — Мигом руку перешибёт…

И он помчался по дороге к замку.

Пьер пошёл дальше, к Бюлозу. Он позабыл спросить у доктора Моро, как идёт постройка санатория. Ну ничего, успеется. Интересно, почему доктор так любезен? Ведь дядюшку-то он лечит даром.

XXIII

— Куда запропастилась эта Уах-Уах? — возмущённо сказала Сюзанна, как будто сердилась на пропажу чайной ложечки, и стремглав выбежала из хижины. Столько ломала себе голову, сочиняя запутанную страшную историю, а Ивонна взяла и куда-то исчезла.

Паскаль же занят был делом: сидя на стуле, он старательно стругал себе саблю. Саблями у них назывались