Спустя девяносто лет - Милован Глишич

другого затейливее, учителя, священники и писари соревнуются – кто длиннее и изящнее закрутит здравицу. Только кто-нибудь скажет тост, Джука тут же стреляет из пистолетов; учителя и священники вопят на разные голоса: «многая лета», а цыганские музыканты становятся в круг, как стервятники над падалью, и орут что есть мочи: «Пей до дна! Пей до дна! Пей! До дна! До дна! До дна-а-а!» – а потом начинают играть свой всем известный туш.

Тосты, пение и музыка прерываются лишь тогда, когда гости налегают на разную жирную выпечку. Но и за закусками продолжается приятный разговор. Все друг друга знают, так что и разговоры ведут доверительные…

– Угощайтесь, господин капитан! – потчует не в меру весёлый Давид Узлович самого дорогого гостя – нашего приятного капитана. – Угощайтесь, пожалуйста, – что Бог послал и урожайный год принёс.

– Хм-хм, Дашо! – начал шутить уже хорошо поддатый капитан. – У тебя-то, кажется, всякий год урожайный, а?

– Не беспокойтесь о нём, господин капитан, – перебил его поп Пера. – Он и без серпа хорошо жнёт… Ха-ха-ха! Верно, Дашо?

На эту шутку гости расхохотались: «Ха, ха, ха!» Даже цыгане засмеялись.

– А ты, поп, будто серпом жнёшь! – уколол в ответ Давид и хотел было добавить что-то ещё похлеще, но капитан перебил его:

– Будет ли и в этом году хороший урожай, Дашо?

– Слава Богу и правительству, господин капитан! – ответил Узлович, смиренно приложив руку к груди. – Бог даст, будет! С Раданом у меня только незадача.

– Что? Скоро постучим в барабан у его дома, а?[56] И молоток постучит! Ха, ха, ха! – спрашивает капитан и смеётся с жирным куском курицы во рту. Поп Пера ухватил себя за бороду и издал козлиное «Ме-ке-ке!». Гости расхохотались.

– Прячься, поп, в кусты – пока барабан не сделали! – крикнул учитель Симо, и все опять захохотали: «Ха, ха, ха!» – а цыгане уже прямо корчатся от смеха и стучат друг друга по головам бубнами.

– Ну что, Дашо, пустим его с молотка, а? – спросил капитан Узловича, когда порядком подзакусил.

– Да с этим можно и обождать, господин капитан, – начал Узлович немного тише и придвинулся ближе к капитану, – успеется. А с процентами как-то неладно получается. Не платит вовремя, месяца на три позже приносит. «Денег нет», – говорит. Работать не хочет, да ещё и запил…

Тут поп Пера с учителями завели свой разговор, а Давид с капитаном продолжили свой.

– Давай, Дашо, просто продадим его имущество с молотка, так будет лучше всего. А я и так уже глаз положил на его виноградник в Прлине…

– А мне приглянулся его луг у реки, господин капитан… Во всём уезде другого такого нет!

– Поверь, Дашо, такого виноградника и в трёх уездах не сыскать… Уступишь мне его, а?

– Конечно, только бы сначала заполучить его…

– Ха, и ты туда же – сначала заполучить?! Прижми ты его: «Давай, мол, деньги, мне срочно нужны!» У него не будет, мы – дом с молотка, вот и заполучишь!.. Ты мне лучше скажи, сколько ты просишь за этот виноградник, чтобы нам сразу договориться?

– Не хочу пока, господин капитан, делить шкуру неубитого медведя.

– Ой, да ладно тебе, Дашо! Шкура шкурой, медведь медведем, а нам сейчас на таких хороших коврах с таким хорошим жарким не нужны ни медведь, ни шкура, а нужен аукцион, а на нём – тебе луг, а мне виноградник!.. Давай скажи – сколько ты просишь?

– Мы легко сговоримся, господин капитан. Мне бы только к рукам это всё прибрать.

– Так уже!.. Считай, твоё. Ты это к рукам прибрал, ещё когда одолжил ему те пятьдесят дукатов!.. Я-то знаю!.. Ты мне лучше скажи – сколько?

– Восемьдесят, господин капитан!

– Сколько? Восемьдесят? – спросил капитан, слегка отпрянув и нахмурив брови.

– Восемьдесят дукатов… – сказал Узлович, заискивающе улыбаясь. – Это же не так дорого?

– Как это восемьдесят? – начал торговаться капитан. – Я бы не…

– Нет-нет, господин капитан! – поскорее перебил его Узлович. – Шучу… Мы запросто поладим. Но давайте, ради бога, в другой раз!

– Ну-ну… – Я тебя знаю, Дашо, – капитан похлопал его по плечу… – Не станешь же ты задирать цену… А, кстати, как поживают остальные должники? Как там Стоян Павлович и Обрад Ешич? Как Иван, Вуксан, Джурадж, Ненад и прочие?.. Сможешь с ними справиться?..

– Потихоньку-помаленьку, господин капитан, – скромно отвечает Давид.

– Ты, если где-нибудь заминка выйдет, – ты мне скажи, а я им – дом с молотка! С молотка, да! Какого чёрта брать в долг, если не можешь вернуть!.. Я, Дашо, церемониться не стану! – Тут капитан потянулся к своему полупустому бокалу с вином.

– О нет-нет-нет, – заторопился Узлович и потянулся за бутылкой, чтобы подлить. – Не годится вам у меня на славе по полбокала пить!

– Эй, Дашо, а нам, а нам?! – закричали прочие гости, заметив, что он подливает. – И мы не хуже его… Посмотрите на него! Весь день сидит там с блестящими пуговицами, а нас позабыл!.. – принялись они корить его, что он всё шепчется с капитаном.

– Простите, братцы, забыл, Бог меня покарай! – извинился Давид, подливая им.

Капитан поднял бокал и чокнулся с попом Перой.

– Ну-ка, поп, старый пьяница!.. Я тебя знаю – как ты с полной бутылкой на голове… А три дня потом бдения в церкви, а? Ну-ка, давай ещё по одной! – и они снова чокнулись.

Все подняли бокалы, чокнулись и прокричали:

– За здоровье капитана! Здоровье капитана… Скажи тост, поп Пера! – предложили попу.

– Пусть учитель Иво скажет, – говорит поп.

– Давай ты, Иво! Ты лучше умеешь.

– Нет, нет, – отнекивается Иво, – у тебя, поп, лучше выходит. Да и очередь твоя. Все принялись скандировать:

– Поп Пера!.. Поп Пера!.. Давай, поп!..

Поп Пера встал и произнёс в самом деле великолепный тост за здоровье капитана. Так завернул, боже мой, лучше не придумаешь! Какая и во Владимирцах, и по всему уезду настала благодать с тех пор, как над ними поставлен такой прекрасный капитан. Как с этих пор земля родит, овцы котятся, пчёлы не разлетаются. Как не стало гусениц, ворон и галок, уничтожающих плоды и посевы. Как нет теперь ни пожаров, ни наводнений, ни града, ни засухи. Как повсюду «благодать и изобилие в вине, зерне и плодах…» И всё это с тех пор, как в эту местность прибыл такой «добродетельный, трудолюбивый, усердный и редких качеств начальник, которому, дай бог, чтобы он долго ещё управлял любимым своим уездом, к процветанию верных сынов этой земли, умеющих оценить и почтить заслуги каждого, – многая лета!» И вот снова гремит общее «многая лета»; Джука палит из пистолетов, а цыгане так громко