Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

про объединение. Усилия партий, фондов, союзов, ассоциаций только тормозят. На них же начинают надеяться – и собственные усилия ослабляют. Не царское это дело – объединяться вкруг временных идей.

Идея одна – воцерковление.

ПОЗДРАВЛЕНИЕ ПОЭТУ: «Эй вы, пустозвоны рифмовки, оставьте ваши уловки. Все ваши творения – бредни. На гребне поэзии – Гребнев…Тебе поём мы: «Многа лета», нет, не исчерпан твой ресурс. Ещё взорлит звезда поэта. Ко Господу последний курс!»

– МГНОВЕНЕН СЧАСТЬЯ миг: застолье, краткий сон. И вот – пора вставать и думать о застолье. (Опять же о поэтах.)

ПРОСТРАНСТВО ДНЯ непрестанно загружает мозговые клетки мусором сведений, впечатлений. Конечно, «всё ниспослано Тобою», но находить бы силы избавляться от нашествия того, что и не было и не будет нужно.

СОТНИ И СОТНИ собраний, заседаний, съездов, пленумов, комитетов, комиссий… Тысячи и тысячи речей, выступлений, дискуссий, реплик, постановлений… И редкость редчайшая, что услышишь умное слово. Нет, живая мысль бьётся только в книгах. В хороших.

ВСЕМ ТРУБА. Совсем-совсем невесело жить: скандалы в семье, раздражение, крики жены, усталость на работе, одиночество. Год не писал. На бумаге. А «умственно» пишу постоянно. Особенно когда занят не умственной работой. Косте помогаю строить баню. Роемся во дворе, в завалах дерева, железа, бочек, разных швеллеров, обрезков жести, кирпича. Ищем трубу на крышу. Трубы есть, но или коротки, или тонки. Такой, какая нужна, нет. Придётся идти на «французскую» свалку. Там были французские могилы. Тут и конница Мюрата была. И партизанка Василиса. Сейчас свалка.

Думаю: этот серый день, влажная ржавая трава, собаки и кошки под ногами, раствор глины в двух корытах, сделанных из разрезанной вдоль бочки, дым из трубы старой бани, подкладывание в печку мусора, – всё это интересно мне, и всё это и есть жизнь, а не та, в которой ко мне пристают с рукописями, которые почему-то не первый экземпляр, которые, не читая, вижу насквозь, но о которых надо говорить.

С Костей интересней. Радио выведено на улицу, но его болтовня как серая муть. «И поэтому наши инвестиции…» У Кости не так:

– Блохи и вши бывают белые и чёрные. Белых бить легче. Лучше всего гимнастёрку положить в муравейник, потом месяца три не селятся. А чёрные прыгают, не поймать. Но ветра боятся. Подуешь, она прижмётся, тут её и лови. Отстань! – отпихивает он Муську. – Сегодня по радио: «Выставка кошек». С ума сошли – пятьсот рублей котёнок. Тьфу! – Он запузыривает матом и от возмущения ценой на котят прерывает работу. Начерпывает внутри кисета табак в трубку, прессует пальцем. – Были выставки лошадей, коров, овец, свиней, сейчас кошек. Чего от этого ждать? Ничего, жрать кошек начнут, опомнятся.

Идём за трубой. На свалке, прямо сказать, музей эпохи. Выброшенные чемоданы, патефоны, примусы, телевизоры, плиты, холодильники, крысы живые и мёртвые, дрова, доски, шифер, россыпь патефонных пластинок. Нашли две трубы. Не очень, но приспособим. Ещё Костя зачем-то тащит тяжеленный обрезок стальной рельсы.

Обратно идём через аккуратного Федю. У него даже на задворках подметено.

– Трубу искали? – спрашивает Федя. – Сейчас всем труба. Пока вроде не садят. До войны один жестянщик кричит на базаре: «Кому труба? Всем труба! Колхознику труба, рабочему труба! К нему тут же Очумелов, участковый: «А, всем труба? Пройдёмте!» Тот говорит: «Конечно, всем. И самовар без трубы не живёт, чай не поставишь. И на буржуйку труба». Отступился. Только велел конкретно кричать: «Труба для буржуйки, труба для самовара!» Чего, долго вам ещё созидать? До морозов надо шабашить.

– Эх, – крякает он внезапно. Уходит в сарайку, возвращается с трубой. Да и с какой? Из нержавейки. – Аргоном варил, колено вот приварено, дымник. Дарю!

Костя потрясён, но сдерживается. «Будет за мной!» Торопится уходить. И те, две трубы и рельс, мы тоже не бросаем. Еле дотащили.

Кошки и собаки обнюхивают новые вещи. Несъедобны. По радио «Ночь в Мадриде» и «Арагонская хота». В конце ведущая ляпнула: «Вот подошёл к концу наш музыкальный круиз». Не сердись, Михаил Иванович, что с них взять, с «перестроенных»? Ты испанцев лучше их самих понял, а мы и сами себя скоро забудем.

«СПАСИБО, ДРУГ! Тоской влеком вновь за тобой след в след ступаю. В твоём Никольском-Трубецком я, как убитый, засыпаю. Проснусь – дождище за стеной, и храм Никольский за спиною. Моя тоска опять со мной, и кладбище передо мною».

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ СВОБОДЫ – духовное рабство. Кричи, что хочешь, толку никакого. И ничего не добился, и опять в дураках.

Но демократам сказать вообще нечего. Это сразу заметно по тому, что они постоянно поднимают кваканье (они же с Болотной площади) про общечеловеческие ценности. Тут уже такая исчерпанность, что и выдрючивания на тему не спасают. Но им-то что: всё проплачено, предоплата свершена, надо отрабатывать. Общечеловеческие ценности? У них одна ценность – деньги.

ЧЕМ ПРЕКРАСНЕЕ было прошлое, тем тяжелее жить в настоящем. Когда-то прошлое было будущим, и оно прошло и стало прошлым. И опять есть будущее, и оно пройдёт. Такое колесо. То есть настоящего нет. Во всех смыслах. Ни времени и ничего настоящего, то есть надёжного, стоящего.

УТЕШЕНИЕ ПОЭТУ: «Твою обиду мне не забыть, за тебя содрогаюсь от боли я. Конечно, поэта надо любить. Поэта в годах тем более. Такого тебя весь мир возлюбил: в Европе, в любой Замбезии. Зачем же ты погасил свой пыл в родимой моей Кильмезии? Здесь половина людей неумна, то половина женская. Виновна в этом опять же луна, да плюс темнота деревенская. Ты запомни, мой друг, ты в Кильмези любим. На том стою до упертия. Я знаю – ты талантом своим подаришь Кильмези безсмертие».

ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ в Иркутске подошёл мужчина в галстуке: «Можно спросить? Я так и не понял, как вам удаётся динамизировать слово и как удаётся насыщать фразу энергетикой»? Я абсолютно не понимал, что ответить. Отговорился незнанием. Он, разочарованный, отошел. Рядом стоял ещё один мужчина, тоже был на встрече. Первый отошёл, этот мне посоветовал: «Ты б сказал ему: иди ты в баню мыть коленки. Умный, как у Ленина ботинок. Динамизировать! Закрой рот, открой глаза, так? А пойдём примем, земеля, за встречу вятских на сибирской земле! Я тоже всю жизнь за Вятку буром пёр. А эти умники развелись: «Закрой чакры, открой мантры!» Только болтать.

ЧТО ТАКОЕ «Один день Ивана Денисовича» после Шаламова, Зазубрина, Бунина, Шмелёва? Да это ещё ничего, хроника одного дня. И очерки «Матрёнин двор» и «Захар Калита». Но эти гигантские исследования «Узлов», «Гулагов», ну честно бы говорили – невозможно читать. Мысль опережает художника. А мысль тенденциозна. Герои не