Устойчивое развитие - Мршавко Штапич

договаривались с молодыми: если ты открыл в районе небольшую гостиницу или цех распиловки, то должен был, по понятиям, в первый год сделать отвратительную уху. Такая коллективная тактика обеспечивала безопасность старожилов.

«Да начнется большая игра», – подумал я и принялся искать рецепты ухи. Для начала переговорил с организатором фестиваля. Выяснилось, что за многие годы участники не готовили уху разве что из акул, медуз и крокодилов. Тогда я обратился к этнографу, знатоку Русского Севера из областного музея. Этнограф оказался рыболовом и выдал рецепт ухи, равной которой, по его мнению, нет и не будет: юква, тройная уха по-коми. Весь секрет – в бульоне, который последовательно наваривается на трех видах рыбы.

Собрались втроем с Вилесовым и Глашей, чтобы определить круг вопросов и разделить обязанности по подготовке. Острее всего стоял вопрос с поваром.

– Михал Валерич, узнай, сколько стоит выписать хорошего повара из Москвы или Питера, – рисовал задачу Вилесов.

– По регламенту нельзя, – пресекла жульничество Глаша, – надо непременно из коллектива, который представляет команда.

– И кто у нас лучший повар в коллективе?

– На пикнике готовил Аркаша с макучастка…

– И зачем мы этого пидора в Грузию отправили? Ладно. Какие еще варианты? Кто в рыбе-то понимает?

– Щусенков – хороший рыбак, он выигрывал соревнования.

– Зови.

Пред нами предстал лаборант технолога производства Щусенков, невысокий мужичок лет сорока, которого следовало бы наградить титулом «самый робкий человек Кряжева». Наверное, потому и рыбачил хорошо, что людей сторонился.

– Андрей Алексеич, – обратился Вилесов к Щусенкову – и одним обращением вогнал его в краску: он, верно, решил, что его к директору ведут линчевать. – Андрей Алексеич, нам нужна ваша помощь.

Тут у Щусенкова, судя по выражению лица, чуть сердце не лопнуло.

– Да ты садись, садись, – приласкала его Глаша.

Щусенков сел и принялся смотреть на стакан и бутылку воды, стоявшую перед ним, ровно как и перед любым другим местом в совещательной комнате. Он так смотрел на эту воду, будто язык его от сухости прилип к небу.

Вилесов задавал вопросы – готовит ли? – Кивок. Хорошо ли? – Снова кивок. Готовит ли уху? – Кивок. Вилесов объяснил ему задачу, показал рецепт. В случае победы обещал премию.

– Поможешь?

Щусенков кивнул и заозирался: будут ли еще вопросы?

– Спасибо! – Вилесов пожал ему руку, и, когда тот вышел, обратился к Глаше: – А он у нас немой?

– Нет, он просто забитый какой-то. Жена вот от него ушла… в третий раз.

– М-да. Победитель по жизни, судя по всему.

Уху надо было отрепетировать, и лучшего места, чем у меня дома, почему-то не нашлось. Вилесов, Глаша, несколько женщин в фартуках из состава будущей команды, острые ножи, костерок, Рочева, которая пришла поглазеть, глава поселка Изъюров, который порой бывал в составе жюри на фестивале, – все было готово. Щусенков робко, будто на цыпочках, подошел к забору и ждал приглашения.

– А вот и наш повар, – объявил Вилесов.

– Игорь Дмитрич, не кричите так, он в обморок может упасть, – попросил я Вилесова вполголоса.

Дело не пошло: у Щусенкова все валилось из рук, несмотря на поддержку женщин. Первая порция рыбы выпала из марли, в которой она должна была вариться, и пришлось ее вылавливать. Вилесов мрачнел, глядя, как неуверенно руководит Щусенков, и чем больше мрачнел Вилесов, тем больше ошибался повар, и вторая порция рыбы выпала на траву. Глаша покосилась на Вилесова, который погружался в депрессию, и Щусенкова, которого уже начинало потряхивать, все сопоставила, подошла ко мне и шепнула: «Убрать бы отсюда Вилесова». Я увел Игоря Дмитриевича в дом пить пиво и держал там часа полтора, даже разрешив курить внутри. Наконец Глаша позвала нас пробовать уху. Вилесов взял ложку, попробовал, втянул, сделав губы дудочкой, воздуху, будто бы это он вино дегустирует, поболтал во рту, подцепил кусочек рыбы, съел еще несколько ложек, и щеки его расслабились.

– Щусенков, я лучше этой ухи в жизни не ел.

Щусенков расцвел и развел руками: мол, стараемся, вашеблагородие.

– Слышишь, Щусенков, – Вилесов подошел к нему вплотную, – ты молодчина, молодчина, Алексей Андреевич. Мы справимся, я тебе зуб даю, просто делай ровно то же самое.

Изъюров, не обращая внимания ни на кого, ел уже третью порцию.

Вилесов налил рюмку водки Щусенкову, и тот, только пригубив, поменялся в лице. Водка поставила его грудь колесом, развернула плечи и будто бы даже закрутила вихор на голове… Через двадцать минут, или через сто пятьдесят грамм, Щусенков уже обнимал Вилесова запанибрата и в неожиданно богатых выражениях обещал, что мы сомкнем ряды, всех опрокинем и всякий, пожелавший биться с нами на фестивале ухи, уедет домой на щите.

* * *

На площади у монастыря, где проходил фестиваль, команды участников ставили тенты, палатки и даже небольшие шатры.

Гаишники, как назло, разместились рядом с нами, поставив на видном месте, на столике, контейнер с рыбой в голубом льду. Вообще у них все было красиво: они даже нашли палатку в тон скатертям и посуду темного, насыщенного синего цвета, похожего на их форму. Некоторые и сами были по форме – те, кто не участвовал в готовке, в том числе и их злобный начальник.

Когда был дан старт, несколько гайцов подошли к нашему костру и принялись пристально смотреть на то, что делает Щусенков, который от такого внимания растерялся, отчего, конечно, вынужден был хряпнуть водки, после чего тут же преобразился. Глаша тихонько убрала от него бутылку, чтобы Щусенков не перевоплотился до конца, но то и дело упускала повара из виду, и он прикладывался понемногу.

По завершении отведенного времени взыскательное жюри отправилось на пробы. Круглый шествовал во главе процессии. Всего было положено распределить три призовых места, а также наградить отдельно за лучшую сервировку и лучшую подачу.

Когда жюри подошло к нашему столу, накрытому по всем правилам – с пирогами, зеленью, водкой, морсом, все в красивой посуде и с хорошим прибором, – Щусенков уже успел надраться и стоял с видом задиры из советского детского фильма, чуть запрокинувшись назад, скрестив руки, глядя на жюри через нос. Глаша щипала Щусенкова и на ухо шептала ему, чтоб встал почеловечески, но наш повар был непреклонен. Жюри проследовало к палатке гайцов, которые встали по-холопьи, чуть ли не в полупоклоне, держа фуражки и колпаки на опущенных руках, потупив глаза. Я пожалел, что эту часть – как надо встречать барина – мы не проговорили заранее.

Когда со сцены начали объявлять победителей, настроение Щусенкова переменилось – он сел на стул, обхватил голову руками и уставился в землю. «Лучшая подача» досталась команде химического производства. «Лучшая сервировка» осталась